А Антон… Он посмотрел на меня так ласково, так нежно, как на маленького ребенка – на меня никогда никто как на ребенка не смотрел, – обнял и говорит: «Девочка моя, маленькая моя бедная девочка. Ты даже представить себе не можешь, как я тебя понимаю».
Оказалось, что у Антона причин ненавидеть Кирилла побольше, чем у меня. Газету «Криминальный город» они задумали вместе, открывали вместе, а впоследствии оказалось, что Кирилл и редактор, и учредитель, царь и бог, словом, а Антон так, маленький заместитель большого босса. А все почему? У Кирилла связи, у Кирилла деньги, у Кирилла все. А откуда все это? Повезло, просто повезло, по жизни повезло. Он родился, как выразился Антон, в газету вместо пеленки завернутый. Мама, папа, бабушки, прабабушки, прадедушки – все журналисты, ему уже и делать ничего не пришлось, чтобы в обойму попасть. Кругом свои, знакомые, пути-дороги протоптаны. Антон же просто хороший, умный парень (кстати, пишет он ничуть не хуже Соболева), и только. Потому Кириллу все, а ему ничего. Это ведь несправедливо.
Конечно, несправедливо. Но так было и будет всегда, что поделаешь, сказала я ему. Антон возразил, что поделать кое-что можно. И предложил одну простую и гениальную комбинацию.
Ну вот я и подхожу к самому главному, собственно, к нашему с Антоном преступлению. Нет, мы никого не убили, Алексей Федорович, не смотрите на меня так, да и самого преступления не совершили, только первые шаги к тому сделали. Но все это просто потому, что не успели. Всю игру нам сломало совершенно непредвиденное обстоятельство – появление на сцене сумасшедшего. Но сумасшедший – это ведь только руки, орудие, не знаю уж чье: бога или дьявола. Наверняка все-таки дьявола. Вряд ли бог мог допустить столько жертв, разве что пекся исключительно о моей душе, от смертного греха оберегая. – Ирина усмехнулась. – Хотя я и так по плану Антона лично никого убивать бы не стала, это он брал на себя. А состоял план в следующем: мы каким-то образом (тогда еще не было придумано каким) потихоньку запугиваем Аню, доводим ее до нервного срыва. Ее увозят в больницу. Пару дней она там лежит на общих основаниях, а потом попадает в частную клинику (об этом позаботилась бы я, у меня кое-какие концы имелись). При соответствующем лечении (платим лечащему врачу хорошую сумму – и он готов с нами сотрудничать) Анечкин нервный срыв перерастает в настоящее сумасшествие, дальше больше, ей становится все хуже и хуже, в конце концов она превращается в полную идиотку.
Кирилл в отчаянии, льет слезы, рвет на себе волосы, тихо умирает. Отчаяние в одиночестве переносить трудно, да и не привык Кирилл к этому, а лить слезы давно уже стало обыкновением на моем плече. Жилетка, в которую раньше он сморкался от умиления и радости, превращается в носовой платок с траурной каемкой. Мы вместе с ним тихо умираем, дуэтом, так сказать. Ведь это так естественно. Кому, как не мне, стать другом в несчастье. Я всегда рядом, со мной можно не церемониться, я знаю и «люблю» его Анечку «точно так же». И завывания: «Ты помнишь, какая она была?» – «Помню, помню, Кирюша» – в один прекрасный день перетекают в «Мы помним, мы вместе скорбим, это наша общая беда». Ничто так не сближает, как общая беда. Расстояние между нами стремительно сокращается, и в один из вечеров после посещения больницы, после того как Кирилл окончательно убедился, что его Анечка, его нежный ангелочек, не имеет ничего общего с этой идиотичной, обрюзгшей и опухшей от жуткого количества психотропных препаратов бабой, мы оказываемся с ним в одной постели. Первый акт сыгран. Наутро, конечно, общее раскаяние в содеянном, клятвы никогда, никогда больше… Но все повторяется уже на следующий вечер: общее посещение больницы, общее горе, общая постель. Потому как, ну да, Анечка больна, безнадежно больна, но он-то, Кирилл, здоровый, молодой мужчина. Через недельку-другую общая постель, наша с Кириллом общая, уже и не рассматривается как предательство по отношению к его больной жене.
Итак, мы живем вместе, в одной квартире, ходим на работу в одну редакцию, вместе ездим в больницу, вместе скорбим и радуемся. Раиса Михайловна в восторге и очень даже способствует нашему соединению навек. Анечку ей тоже немного жалко, не крокодилица же ее свекровь в самом деле, но что поделаешь, от судьбы не уйдешь, и, видно, так богу угодно.