— Ага, не нравится, — злорадно крикнул Кудинов и, нажав на спусковой крючок, послал очередь в суетящихся между деревьями людей. Пулеметные и автоматные очереди, винтовочные выстрелы слились воедино.
— В атаку, вперед! — поднялся Макеев и с пистолетом в руке рванулся к лесу. Пограничники, яростно крича и стреляя, бежали за командиром. Потом обогнали его, подкатываясь все ближе к опушке. И, видно, дрогнули нервы у бандитов, заметались бандеровцы среди сосен.
Кудинов, перебегая от дерева к дереву, прячась за стволами, стрелял короткими очередями, расчетливо, наверняка. Вскоре в диске кончились патроны. Василий быстро вынул из чехла запасной и вставил его в автомат. И вдруг он услышал какое-то тарахтение — будто кто-то тачку вез по лесной тропинке. Кудинов спрятался в молоденьком сосняке и пригляделся. Взмокший бандит, озираясь по сторонам, тащил станковый пулемет. Расстояние между ними сокращалось. Тридцать, двадцать шагов… Василий взглянул еще раз и чуть не ахнул: Иван Мельниченко. «Живым, живым взять надо», — решил Кудинов. Мельниченко, очевидно, хотел спрятаться здесь же, в этом мелком и густом сосняке. Кудинов слышал, как тот пыхтел, торопливо втаскивая в чащобу пулемет. И когда оставалось не более двух шагов, Кудинов вскочил и ударил его в голову прикладом. Мельниченко пошатнулся и, цепляясь руками за игольчатые лапы сосны, опустился на землю…
Когда Мельниченко очнулся, перед ним стоял ефрейтор Кудинов, другие солдаты.
— Вот мы и встретились, Иван Мельниченко… — медленно сказал Кудинов.
В сознании Мельниченко всплыли картины последних дней. «Все. Конец», — решил он.
— Где спрятали Сизова? — спросил сквозь сжатые зубы Василий.
— Я не знаю. Я ничего не знаю. Я не видел Леонида, давно не видел, с тех пор, как все вместе были, — хныкал Мельниченко.
— Врешь, гадина! На твоем пальце его кольцо, мародер вонючий.
Мельниченко краем глаза покосился на руку. «Все! Конец!»
Место, куда бросили Леонида Сизова, показал Тарас Калина.
Ефрейтор, обнаженный до пояса, полулежал в окопе, касаясь запрокинутой головой земляной стенки. На правом плече — засохший бурый бинт. На груди и животе страшные ножевые раны, ближе к сердцу запекшаяся кровяная пятиконечная звезда. Издали казалось, что ефрейтор Сизов вот-вот оттолкнется руками от земли и встанет.
Солдаты и офицеры скорбно молчали, держа в руках пилотки и фуражки, и смотрели на истерзанного товарища, с трудом сдерживая слезы. Комбат произнес негромко:
— Смотрите и запоминайте! На всю жизнь запоми-найте!
И тут у Кудинова не выдержали нервы. Скрипнув зубами, он рванул затвор автомата и бросился туда, где лежал Мельниченко.
Дорогу ему заслонил майор Тулупов.
— Успокойся, сынок, — сказал он твердо. — Этим другу не поможешь.
Кудинов как-то сразу обмяк. Отстранив руки комбата, он бессильно повалился на землю, уткнулся в траву.
…Майор Тулупов созвал офицеров на совещание. Он сел на широкий пень и развернул на коленях карту.
— С бандой Меченого, можно считать, покончили. Ушли одиночки. Наши потери: пять убитых и одиннадцать раненых. Бандеровцы, которым удалось вырваться из кольца, и те, кого не было в лесу, по всей вероятности, укрылись в подземелье. Это в четырех-пяти километрах отсюда. Я понимаю, солдаты устали, проголодались. Но лучше одним махом добить врага, чем потом гоняться за ним по лесам… Прошу высказать свое мнение.
Тишина. Слышно, как ветер гудит в вершинах деревьев, как переговариваются солдаты.
— Надо продолжать операцию, — сказал лейтенант Макеев.
Поднялся и лейтенант Трапезников.
— В принципе и я за это. Но в продолжении операции вижу и определенный риск.
— Война не бывает без риска, — прервал комбат.
— И все же… Если бандеровцев не окажется там, мы раскроем свои карты, и тогда они долго не появятся в этом подземелье…
— Резонно, — ответил, подумав, майор. — Но они уверовали в свою неуловимость, следуя именно этими ходами. Они убеждены и в том, что о подземелье нам ничего не известно. Мельниченко-старший во многом признался, но он и не намекнул даже об этом тайнике… Лейтенант Трапезников!
— Я!
— Следуйте на базу, организуйте подводы для убитых и раненых. Доставьте сюда Мельниченко-старшего. Смотрите за ним в оба.
Лейтенант заторопился выполнять приказание.
— Минуточку, — остановил его майор. — Позовите ко мне сержанта Алексеева.
Пока искали Алексеева, комбат писал донесение в штаб полка.
— Товарищ майор! Сержант Алексеев по вашему приказанию прибыл, — четко отрапортовал командир отделения. Рядом с ним стоял и лейтенант Трапезников.
— Вольно. Выбирай солдата, умеющего ездить верхом на коне не хуже тебя, и поедешь с этим донесением к командиру полка. До базы вместе с ними отправляйтесь и вы, лейтенант.
— Слушаюсь.
— Лейтенант Макеев, дайте Калине побриться, переоденьте его в солдатскую форму, чтоб не особенно приметен был.
— Слушаюсь!
— Товарищи офицеры! Готовьте заставы к операции. Выступаем через час. А сейчас — накормить людей…
Сидя под замком, Яков Мельниченко много думал. Ему не давал покоя вопрос, заданный солдатом: «У вас есть брат — Иван Мельниченко?».
Есть ли у него брат? Он и сам сейчас не знает, где Иван. Жив ли? Может, и умер хлопчик, посланный родителем в незнакомую дорогу с незнакомыми людьми. В тот день не Иван, а он, Яков, должен был сопровождать скот. Но отец, узнав об этом, взбеленился и, точно рассчитав, поставил все на свои места: «Без Якова в хозяйстве нельзя. Дел много. А с Ивана, несовершеннолетнего, взятки гладки, если по дороге и сбежит. Ежели и не убежит — убыток не велик. Ледащий. Плечи жидковаты еще». А о том, что Якова могут призвать в армию, отец и мысли в голове не держал. Лес густой, тропинок много — любая уведет в надежное место.
Все получилось так, как «расплантовал» родитель. Одно лишь не вышло по его: Иван с чужой стороны не вернулся, как не вернулись и те, с кем путь держал, спасая скот от немцев. О судьбе сына родители сначала гадали по-всякому, а в конце концов свыклись с мыслью: погиб паренек, царство ему небесное! Вот почему Якова тревожил неожиданный вопрос солдата вот почему привычная версия о гибели младшего брата поколебалась.
Теперь, сидя в землянке (Якова специально держали отдельно от других бандеровцев), усталый и опустошенный, вспоминал он детство и юность: бесконечные хлопоты по дому, пастьбу коров и телок — таких же сытых, как и он сам, таких же ни к чему большему не требовательных, кроме еды. Этой сытостью парень гордился, как гордился и тем, что она не всякому доступна. Земля любит рачительных, трудолюбивых. И чем больше этих качеств у человека, тем больше земли должно принадлежать ему и тем жирнее кусок на его обеденном столе. Это вдолбил ему отец.
Яков перебирал в памяти всех своих лесных братьев. Раньше ему казалось почему-то, что все они готовы отдать жизнь за самостийную Украину. Все до одного. А сейчас, мысленно вглядываясь в каждого, анализируя мелочи, на которые прежде не обратил бы внимания, он приходил к убеждению, что «истинных патриотов самостийной Украины» можно сосчитать по пальцам. Отдать жизнь непросто. Имея оружие, не отдал же он ее в минуты безысходности, а покорно поднял руки. Растерянность?! Ну, а другие? Вот хотя бы Калина. Помнится, однажды Меченый собрал свою сотню и долго говорил о земле, которая отойдет к «истинным» патриотам, о зарубежной поддержке. Все внимательно слушали его, но с воодушевлением далеко не каждый. Запомнилось худощавое лицо Калины, словно каменное, ничего не выражающее. Казалось, он был согласен. Но в глазах безразличие, скука.
…И вот теперь сидит он, Яков Мельниченко, в землянке, под замком, не зная, какая судьба уготована ему, Возможно, и пуля. Не щадил же он, так почему же должны пощадить его? Неумолимая логика, до которой Яков дошел своим умом, вызвала озноб. «Иван! А что, если жив Иван, братишка, и он пришел вместе с красноармейцами? Конечно, он с ними! Зачем же нужно было тому солдату спрашивать его о брате? А они похожи! Очень были похожи… Да-да, Иван с ними, и он сумеет замолвить словечко за брата, спасет ему жизнь».