Егерь-3: Назад в СССР
Глава 1
Из-под земли, из тёмной глубины лисьей норы доносились яростный лай и рычание.
— Георгий Петрович, отнорок держите! — крикнул я генералу. — Встаньте так, чтобы удобно было стрелять!
Генерал без споров занял удобную позицию.
В моих руках рвался с поводка Серко. Он хрипел, захлёбывался сиплым лаем и норовил просунуть в нору лобастую голову. Целиком пёс в лаз не пролезал — лиса выкопала его под свои скромные габариты.
Владимир Вениаминович, стоя возле главного лаза с ружьём в руках, прислушивался к звукам, которые глухо доносились из-под земли.
Там шла битва не на жизнь, а на смерть!
Фокстерьер Беглова сцепился с лисой где-то в самой глубине тёмного лаза, и мы ничем не могли ему помочь.
Лиса была опытной, ушлой. Она, видно, сразу поняла, что уйти запасным ходом не удастся, и решила драться под землёй. Хитрый зверь понимал, что люди с ружьями туда не пролезут, а с собакой можно потягаться. Когти против когтей, зубы против зубов!
Лицо Беглова побелело от волнения. Пальцы крепко сжимали шейку приклада.
Мы не знали ширину норы. Если в пылу драки пёс и лиса развернутся — лисица может броситься наружу и через главный ход.
Звонкий лай фокстерьера перекрывал высокое тявканье разозлённой лисы.
— Какого чёрта я только Жеку взял? — корил себя Владимир Вениаминович. — Два пса мигом бы с ней управились!
Он был не прав. Две собаки могли только помешать друг другу в тесной норе. Да и главной задачей собаки было выгнать лисицу наружу, под выстрелы. Кто же знал, что лиса предпочтёт отбиваться под землёй?
Серко, изнывая от нетерпения, снова принялся копать лаз, расширяя его. Он тянул и дёргал поводок, я еле удерживал пса. По лицу из-под шапки текли струйки пота, спина взмокла.
Собака и лиса дрались под землёй уже больше получаса, и никто не мог сказать — когда это кончится. А шутка ли — полчаса удерживать на поводке здоровенного рвущегося пса?
Сухие ломкие листья громко хрустели под сапогами. Октябрь выдался сухой, без дождей. А сегодня утром, как специально, ударил первый лёгкий морозец.
В такую тихую погоду лиса лежит чутко. Малейший шорох, хруст ветки или мёрзлых листьев может её спугнуть. Поэтому мы понадеялись на быстроту. Зашли к норе с двух сторон и сразу спустили фокса. Он залился радостным лаем, исчез в тёмной глубине лаза, и почти сразу мы услышали тявканье лисы и рычание драки.
— Похоже, пёс зажал лису в угол! — крикнул я Владимиру Вениаминовичу. — Справится?
— Должен! — ответил психотерапевт, но уверенности в его голосе не было.
Ладно, поглядим! Охота — на то и охота, что полной уверенности здесь быть не может. Или ты обхитришь зверя, или он тебя.
Холодный ветерок пощипывал щёки и кисти рук. Но мы в азарте не замечали его. Только приплясывали от нетерпения, переминаясь с ноги на ногу.
Нора была та самая, которую при нашей первой встрече мне показал Жмыхин. Лисята давно выросли и разошлись по участку, а мать осталась в этом овраге, который густо зарос березняком и ольхой. Нору она, как видно, выкопала сама — об этом говорил всего один запасной отнорок. У барсучьих нор отнорков и выходов куда больше. Иногда такие норы представляют собой целые лабиринты в несколько этажей, вырытые в песчаной почве.
Оно и понятно. Барсук зимой не выходит из норы — там у него обязательно должно быть тёплое гнездо и кладовая с запасами еды на долгую холодную зиму.
А лиса — это зверь-бродяга. Не в том смысле, что любит путешествовать. Но почти каждую ночь, если позволяет погода, лиса выходит на охоту. А днём отлёживается под ёлкой в корнях, или в утоптанном сугробе. Норой же пользуется от случая к случаю.
Только ближе к весне, когда лисы готовятся принести щенков, они снова активно ищут и занимают норы. Тогда и до драк доходит за удобное место для выведения потомства!
Но время от времени лиса, всё-таки отдыхает в норе, и мы застали её именно в этот момент.
Я убедился, что генерал и Владимир Вениаминович стоят наготове с ружьями. Отвёл Серко подальше и привязал его к дереву, чтобы не мешал. А сам взобрался на холм, под которым располагалась нора, лёг на землю и прислушался к лаю и рычанию, которые доносились снизу.
Я пытался определить — перемещаются звери, или нет. Сделать это было трудно из-за толщи земли. Минут через пять я убедился, что звуки доносятся из одного места.
Плохо дело!
Лисица окончательно решила не выходить наружу, и теперь вся надежда только на собаку. Фокстерьер упорен — он ни за что не бросит добычу. Отзывать его бесполезно. Остаётся только ждать, не ослабляя бдительности.
В октябре день не настолько короток, как зимой. Но всё же была опасность провозиться до темноты. Если в сумерках лиса всё же решится на бегство — стрелять по ней будет трудно. Скажутся усталость и плохая видимость.
Показалось или нет?!
Звуки немного сдвинулись, стали ближе к главному выходу из норы.
Я сделал знак Владимиру Вениаминовичу.
— Внимание! Вроде, на нас идёт!
Ещё через пять минут я убедился, что звук медленно движется. Похоже, собака тащила лису из норы наружу, а та упиралась изо всех сил. У фокстерьера мёртвая хватка челюстей. Жека способен часами висеть, вцепившись зубами в поднятую палку. В этом я убедился лично — Владимир Вениаминович вчера вечером хвастал, ради забавы.
Если пёс вцепился в лису — он её не выпустит. И похоже, собака, всё-таки, оказалась сильнее.
Ещё через несколько минут рычание слышалось у самого выхода. А затем из норы показался обрубленный курчавый собачий хвост. Хвост вытянулся и подрагивал от напряжения. Жека, изо всех сил упираясь крепкими лапами в землю, пятился и тащил лисицу наружу.
Я приготовил ружьё и крикнул Владимиру Вениаминовичу:
— Тащи пса!
Психотерапевт забросил своё ружьё за спину, ухватил Жеку за задние лапы и потащил из норы. Жека рычал, не разжимая челюстей.
Ничего себе! Так это мы не лису взяли, а матёрого лисовина, самца! И как только Жека умудрился с ним справиться? Понятно, почему лис не хотел выходить наружу — надеялся совладать с собакой и не подставиться под выстрелы.
Но Жека молодец — перебирая челюстями по густой лисьей шерсти, добрался-таки до горла и намертво вцепился в него.
Придушенная лиса слабо перебирала лапами. Плотно сжав губы, Владимир Вениаминович умело добил её палкой и принялся разжимать собачьи челюсти.
— Пусти, Жека, пусти! — приговаривал он, опустившись на колени. — Пусти, всё!
Пёс рычал, курчавая шерсть дыбилась на загривке.
Я почувствовал, как меня постепенно отпускает азарт охоты. Это всегда так. Пока зверь не загнан — не чувствуешь ни голода, ни жажды, ни холодного ветра. Только неистовое желание выследить, догнать и добыть.
Но едва охота закончена — все ощущения возвращаются с новой силой. И сразу чувствуешь, как бежит по вспотевшей спине холодок, как тоскливо урчит желудок, в котором с раннего утра побывала только чашка чая с бутербродом, как гудят натруженные за день ноги.
— Смотрите — какой красавец!
Владимир Вениаминович, наконец, выпрямился, держа в руках добытого лиса. Длинный рыжий мех с серебристой опушкой переливался при дневном свете. Широкая белая грудь и тёмные, почти чёрные передние лапы.
И правда — красавец!
Неутомимый Жека подпрыгивал и волчком крутился у ног хозяина, стараясь снова добраться до лисы.
— Отличный воротник получится, Володя! — одобрил, подходя, Георгий Петрович. — Подаришь своей Марине, чтобы почаще отпускала на охоту.
— Марина меня понимает, — протянул, почти пропел басом Владимир Вениаминович. — А вот дела, служба...
Он пошарил в кармане, вытащил кусок сахара и протянул его Жеке.
— Держи, неугомонный!
Жека, радостно крутя коротким хвостом, схрумкал сахар.
Георгий Петрович устало присел на поваленное бревно. Вытащил из кармана папиросы и закурил.