— А что теперь должно быть? — выкрикнул кто-то из толпы.
Виола наклонилась к уху Вари и прошептала что-то. Варя кивнула и громко спросила:
— Почему ничего не происходит? Разве не должно быть… ну, какого-то знака?
По толпе прокатился гул недоумения. Люди начали переглядываться, перешёптываться между собой.
— И правда, а где вспышка? — подхватил молодой Мастер с зелёными татуировками. — Когда я проходил обряд, она была!
— У меня чуть ли руки не дымились! — подтвердил другой. — А тут…
Ганус оскорблённо поднял брови:
— Моё зелье всегда безупречно! Семь компонентов, точные пропорции…
Ефим поднял руку, призывая к тишине, и его лицо приняло скорбное выражение:
— Похоже, что хворь виновата в происходящем. Она странным образом пробудила силу Зверолова раньше времени, но теперь… — он покачал головой с притворным сочувствием. — Теперь эта сила словно заморожена.
— Как это? — недоумённо пробормотал кто-то из толпы.
— Болезнь нарушила естественный ход вещей, — объяснил староста, его голос звучал убедительно и печально. — Мне больше нечего предположить.
Взглянул на свои руки — татуировки всё так же ровно пульсировали знакомым красным светом. Ни малейших перемен.
— Ефим, — я сделал шаг к старосте, понизив голос так, чтобы слышали только мы двое, — это ещё не всё.
Староста прищурился:
— О чём ты? Обряд окончен.
— Нет, — я хмыкнул. — Объяви меня полноправным Звероловом перед всей деревней. Скажи, что могу отлавливать питомцев и заниматься своим ремеслом. При всех.
Мысль заставить Ефима отменить мою «хворь» я отбросил почти сразу. Старый лис никогда не признается публично, что водил за нос всю деревню. Такой ход лишь загонит его в угол и сделает злее.
Если я сейчас надавлю, что произойдёт? Ефим тут же перевернёт всё с ног на голову, вот как сейчас. Он скажет, что «больной» стал агрессивным, что хочет заразить всех. Толпа, подогреваемая страхом, встанет на его сторону. Или ещё чего придумает, но вывернется.
Это его стихия — интриги, манипуляции, игра на публику.
Моя — другая. Лес, терпение и точный удар из засады.
К тому же, изгнание — это не наказание. На границе двух зон, меньше любопытных глаз и куда больше свободы. Так что пока хватит и официального признания.
Лицо старосты потемнело:
— Кха-кха, это совсем другое дело, мальчик. Одно дело — провести обряд, и совсем другое — давать тебе разрешение. Сказано было, годков через пять…
Я наклонился к нему ещё ближе, чувствуя, как адреналин разгоняется по венам:
— Нет никаких указов короля. Никаких разрешений на Звероловство. Думаешь я не знал, что ты врал с самого начала?
Староста сжал губы, но молчал, в его глазах заметалась тревога. А я продолжил, не повышая голоса:
— Барут готов подтвердить это публично. И не только он. Его родители тоже готовы высказаться — ведь я спас жизнь их сына, ты сам сказал. Представь на секунду, как это будет выглядеть? Вся деревня узнает, что их глава обманывал молодого Зверолова, лишая казну королевства потенциального дохода. Держал его силы взаперти, не давал развиваться.
Ефим побледнел. Его пальцы на рукояти трости дрожали от ярости:
— Ты… ты осмеливаешься мне угрожать?
— Это не угроза, — холодно ответил я. — Так и будет. Ты потеряешь всё своё влияние и авторитет среди жителей. Объявляй меня Звероловом. Либо я делаю что сказал, и тогда твоему авторитету придёт конец прямо здесь, на этой поляне.
Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза. Ефим дышал тяжело, его лицо исказилось от злости. Маска доброжелательного старосты окончательно спала, и передо мной стоял человек, привыкший к власти и не терпящий никакого сопротивления.
Но в его глазах мелькнула та же паника, что у загнанного зверя — он цеплялся за свою власть всеми когтями.
— Значит, вот как ты решил поиграть? — прошипел он сквозь зубы. — Уверен, что справишься, щенок?
В его голосе звучала неприкрытая ненависть. Все лицемерные улыбки и сладкие речи исчезли. Сейчас передо мной был настоящий Ефим — злой и опасный.
— А ты сам-то уверен? — не дрогнув, спросил я.
Ефим ещё несколько мгновений буравил меня взглядом, затем медленно выпрямился. На его лицо вернулась привычная маска, и я видел, каких усилий это ему стоило.
— Жители деревни! — громко воскликнул он, поворачиваясь к толпе. — У меня есть важное объявление!
Толпа замерла. Григорий нахмурился — он чувствовал неладное. Отец Барута вновь едва заметно кивнул мне, показывая готовность поддержать в случае необходимости.