Не удержался от подколок. Пытается вывести меня из себя? Что он хочет проверить такими вопросами?
Такой радости не доставлю.
— Помню, хорошо, когда сила передаётся по наследству, правда? — коротко ответил я.
— То-то же, — кивнул Ефим, поглаживая рукоять трости, но тут до него дошёл смысл моих слов и он нахмурился. — Не повторяй его ошибок! Не заблуждайся! В лесу много чего водится, а ты… ты ведь ещё неопытный. Береги себя.
В его голосе прозвучала такая фальшивая забота, что мне захотелось рассмеяться. Но я лишь кивнул и спросил:
— А если я такой больной, не переживаете, что меня сожрут звери и растащат заразу по всему лесу, м?
— Эта хворь так не действует, я же уже говорил, — сокрушённо покачал головой староста. — Думаешь мне всё это нравится? Вовсе нет. Так что даже навещу тебя, принесу что-то полезное, чтобы тебе было проще там.
— Лучше бы сразу дал, — хмыкнул я.
— Да ведь кто ж знал, кто ж знал, — вновь покачал головой староста, — Ты же сам слышал лекаря, времени нет. Так что первые деньки придется тебе побыть с тем, что собрал.
Я внимательно посмотрел на Ефима. Как же там сказала Ирма? «Дряблая лиса»?
Хитёр старик.
Мы дошли до опушки. Здесь кончалась протоптанная тропинка и начинался настоящий лес — тёмный, густой, полный шорохов и теней. Деревья стояли стеной, их кроны переплетались так плотно, что солнечный свет едва пробивался сквозь листву.
Ефим остановился, опёрся на трость и указал вглубь леса:
— Видишь тот высокий дуб? — он показал на могучее дерево с расщеплённой молнией кроной, возвышавшееся над остальными. — Иди к нему, а там держись правее. Дойдёшь до ручья с каменной переправой — там уже недалеко. Хижина стоит на поляне, не промахнёшься.
— Понял, — кивнул я, запоминая ориентиры. Дуб хорошо виден, до него добраться несложно. А дальше… что ж, разберусь.
Староста обернулся ко мне, и на его лице расцвела широкая улыбка. Торжествующая, довольная.
— Ну что ж… — протянул он, явно наслаждаясь моментом. — Не говорил ли я тебе, что торопиться не стоит? Что лучше дома посидеть, поправиться? А ты всё норовил самостоятельность показать… Не слушался умных, переживающих за тебя людей.
Он замолчал, но будто говорил мне: «Вот она, твоя самостоятельность. Я предупреждал». Заладил одно по одному.
— Постарайся в первый же день не сгинуть, — добавил он, и в его голосе зазвучали нотки, которые можно было принять за искреннюю заботу. — Было бы жаль терять… Зверолова.
Я взглянул на него спокойно:
— Не сгину. Так заботитесь обо мне, что даже до избы не доведёте, да? Двойные стандарты?
— Ну-ну, — усмехнулся Ефим. — Это всё же безопасная зона, а у меня дел хватает. Дам совет тебе — в лесу нужен опыт. А его у тебя немного, — он выразительно пожал плечами.
— Это даже не совет. А так, всему можно научиться, — ответил, переместив ловушку в другую руку.
— Можно, — согласился староста. — Если доживёшь до того момента, когда сможешь.
Он развернулся и сделал несколько шагов к деревне, потом обернулся:
— Ах да, чуть не забыл. Если что — не жди помощи от деревни. Мы же не можем рисковать здоровьем людей ради одного заражённого, правда? Так что полагайся только на себя.
Я лишь хмыкнул. Да уж, может Макс и струхнул бы на этом этапе жизни, но мне было радостно от происходящего. Лишь отсутствие Красавчика омрачало настроение.
Хотелось сказать Ефиму пару ласковых, но к чему пустые слова? Дело надо делать, оно любых слов сильнее. А лишний раз провоцировать его на хитрые манипуляции просто глупо. Пусть старик считает, что всё у него под контролем.
Всему своё время.
Ефим тронулся в путь, насвистывая какую-то мелодию. Звук становился всё тише по мере того, как он удалялся по тропинке. Скоро он скрылся за поворотом, и я остался один на опушке леса.
Глава 17
Я стоял несколько минут, вслушиваясь в тишину. Птицы где-то вдалеке перекликались друг с другом, листва шелестела от лёгкого ветерка. Пахло хвоей, прелой листвой и чем-то ещё — незнакомым, но не неприятным.
Глубоко вдохнул и шагнул под полог деревьев.
И сразу почувствовал себя как дома.
— Ну не подведи, приятель, — я выдохнул и с силой втянул носом чистый воздух.
Лес встретил меня прохладой и полумраком. Солнечные лучи пробивались сквозь густые кроны пятнами, создавая игру света и тени. Под ногами хрустели сухие листья, мох пружинил, как мягкий ковёр.