Возле компьютера лежал компакт-диск самоучителя по французскому языку, под ним – каталог изысканных вин, которые боролись за место на столе с руководством по йоге для начинающих и до сих пор не открытой тайской поваренной книгой. Хорошо бы научиться работать во сне. Хоть бы ученые-биотехнологи поторопились и открыли секрет вечной жизни! Проклятье…
Ее взгляд задержался на экранной заставке, изображавшей супружескую чету перед облупившимся, обшитым вагонкой домиком, зажатым между двумя такими же. Эти двое казались пожилыми, однако Вероника знала, что их до поры состарили труд на фабрике и тяжелые условия жизни. Ей было это известно, ведь фотография запечатлела ее родителей, а сама она выросла в этом домике. Изображение было больше чем просто напоминанием: оно предостерегало от того, что никогда не должно с ней случиться.
Вероника прошла в спальню, которая в нормальном городе сошла бы разве что за стенной шкаф, влезла в футболку и опустила подъемную кровать. Прежде чем лечь, она совершила действие, которое всегда делала на ночь: открыла окно и несколько раз глубоко вдохнула. Воздух был чистым – во всяком случае, для Нью-Йорка, поскольку большей площади квартиры Вероника предпочла окно на парк Томпкинс-сквер.
Вглядевшись в заросли вязов под окном, она вдруг вцепилась в подоконник.
Кто-то стоял среди деревьев лицом к ее квартире. Кто-то в белой одежде, которая странно мерцала в тусклом лунном свете.
Через парк постоянно, срезая путь, ходили люди, порой там устраивались на ночевку бездомные. Но этот человек стоял там в одиночестве, среди тьмы и чего-то ждал. Чем, черт возьми, он занят?
Вероника вытащила из сумочки миниатюрный бинокль и присела у окна. Нашла размытое изображение фигуры внизу, настроила резкость.
И ахнула.
А потом захлопнула окно, закрыла задвижку и задернула занавески. Бросилась к входным дверям, убедилась, что засов на месте, сделала несколько быстрых поверхностных вдохов. Затем подбежала к телефону и дрожащими пальцами набрала номер.
– Девять один один, служба спасения.
– У меня под окном посреди парка Томпкинс стоит человек, с ног до головы обмотанный белыми бинтами. Просто стоит, и всё. Не знаю, что с ним за ерунда такая, но мозги у него явно набекрень. Пусть кто-нибудь приедет и разберется с ним; он, наверное, из психбольницы сбежал.
– Мэм, успокойтесь. Скажите ваш адрес. Мы кого-нибудь пришлем.
Продиктовав нужные сведения, Вероника села на диван и стала ждать сирен. Внезапное появление душевнобольного, или любителя поприкалываться, или кто он там был, взволновало ее сильнее, чем что бы то ни было за десять лет жизни в одиночестве. Наплевать, если полиция по приезде обнаружит безобидного любителя наряжаться: Вероника хотела, чтобы его арестовали, раз он перепугал ее до полусмерти. Господи, пусть это окажется просто розыгрыш!
Когда дрожь немного унялась, она выпила еще бокал вина, а потом еще один. Раздалась сирена, потом замолчала, и Вероника заснула, обхватив бокал пальцами.
9
Утром Грей стал наводить справки насчет «Сомакса». Кое-что из рассказанного Вероникой подтвердилось, но почти ничего нового он не нашел. Штаб-квартира «Сомакса» базировалась в Софии, столице Болгарии. Радикалы по обе стороны баррикад упоминали компанию в своих блогах либо как рай для требующих отваги новаторских исследований, либо как выгребную яму научной безответственности и аморальности. Грей заподозрил, что истина, как обычно бывает, где-то посередине.
Хотя, может, и нет. Его встревожила история об африканской деревне. Он нашел несколько статей трехлетней давности, где высказывались те же подозрения насчет экспериментов над людьми, которые упоминала Вероника.
Еще он обнаружил, что фирма «Сомакс» получала гранты от «Группы Лазаря». По результатам поиска это оказалась неправительственная организация, способствующая научному прогрессу. Постепенно картина стала более ясной: оказывается, «Группа Лазаря» финансировала исключительно исследования, связанные со старением.
Больше ничего интересного Грей не нашел и позвонил Аль-Мири. Тот ответил после третьего гудка.