Я с удовольствием уплетал собственное блюдо, заедая салатом. Вчера поленился овощи резать. В душе плохое настроение смылось в прямом и переносном смысле. Осталась решимость. Пока не знаю где, как и когда, но проблему Зиночки я решу.
— Гулял по городу, в церковь ходил, в лес, который неподалеку. Кстати, я себе сотовый купил, потом номерами обменяемся.
— Зачем покупал, у меня старых полно. Вот дура, как сразу не догадалась! И напилась, как… не знаю кто. Поди, говорила тебе что попало. Нет? — спросила с затаенной надеждой. До сих пор девочка переживает.
— Да все нормально, я же тебе говорил. Все прошло тихо — мирно, без эксцессов.
Сделала вид, что поверила.
— Слушай, так ты верующий?
— Да нет, церковь у вас старинная, красивая, вот и зашел.
— Но у тебя внешность как… как у попа. Можно подумать сектант какой-нибудь.
— Не верь глазам своим! — сказал я пафосно, — не знаю, почему я так выгляжу, но смотрю на себя в зеркало и сам себе нравлюсь.
— Смотри, в Нарцисса не превратись! — сказала Зина с улыбкой, — это все твое ушу.
— Скорей всего. Это целая культура, да чего там — философия.
— Не просветишь?
— Давай потом. Ты мне лучше про Славика расскажи, на что он способен.
Зина сразу посерьезнела.
— Ну вот, такое хорошее настроение было. Может, ну его, а?
— Нет, Зина, не ну его. Он, как я понял, от тебя не отстанет.
— Не отстанет, — вздохнула девушка, — Сережка, обещалкин, блин, посадить его не может! Он бандит еще тот! Всегда с пушкой ездит. Я говорила Сергею, но гаишники не хотят останавливать. Толи боятся, толи распоряжение у них негласное. Обыск прокурор не подписывает. Доказательств, видите ли, мало! А сколько нужно? Полгорода его знают, — Зина разволновалась не на шутку, — куплено у них все!
— Спокойно, Зинаида, спокойно, все будет хорошо, — погладил её руку, подождал, пока девушка успокоится и спросил, — а где он живет?
Зина отдернула руку и посмотрела на меня подозрительно:
— Убить хочешь? Ты же завязал! Не надо мне такой помощи, слышишь!
— Нет, исключительно посадить. Верь мне.
Девушка посопела и бросила:
— Речная одиннадцать. Коттедж у него. На другой стороне города пригород есть, целый поселок для нашей блоти типа новых русских.
Продолжила, нервно закурив.
— Он всегда говорил «наш» дом. Да в гробу я его видала! Из дома никуда, друзья-подруги по боку, а потом и руку поднимать начал. Какая я была дура! По-малетству влюбилась, теперь ненавижу, — Зина стукнула ладонью по столу, аж посуда зазвенела, — от любви до ненависти один шаг. Это мой случай. Может, ты его убьешь? — сказала и зажала рукой рот. Быстро добавила, — это я пошутила, Егор, сгоряча. Ты меня не слушай, ладно? Пусть посидит, может образумится.
— Сама-то веришь, что образумится? Не собираюсь я его убивать, я же говорил! Успокойся, ты чего!?
Девушка ревела навзрыд. Терпеть не могу женские слезы. Сразу хочется утешить, приласкать, конфетку подарить. А если только что поссорился? Дилемма.
Успокоилась с трудом. Дальнейшего разговора не получилось. Зина переживала за свои слова и боялась за меня. Или меня? Скорее все вместе. Фионе я запретил подсказывать, неудобно перед девушкой. Как в мысли человека, который тебе доверился заглянуть — стыдно. Но любопытно, черт побери!
Пока Зина спала после смены, полез в астрал.
— Я могу показать тебе любого в реальном времени, только дай мне четкий астральный образ, — говорила Фиона.
Я сидел в своем домике хоббита в образе старика Гэндальфа. Фиона напротив меня в образе бизнес-леди.
— Славик.
— Я сняла только с Зины. Когда ты встречался с другими, твой астрал… спал.
— А в прошлое? Наверняка в инфо — ноосфере хранятся отпечатки всех событий.
— Хранятся. В переработке людских сознаний, мыслей и эмоций и не всегда они верные, даже более того — всегда субъективные. Как люди хотят видеть или чего опасаются увидеть.
— Да мы же так в Эгнор попали, а ты говоришь не верные!
— По всем моим расчетам этого не должно было случиться, вмешался неизвестный мне фактор. Я не говорила не верные, я говорила обработанные людским подсознанием. Две разные вещи.
— Знаю я этот фактор, давай о нем не будем.
— Как скажешь.
— Вернемся к Славику. Покажи вчерашний день, утро.
На меня навалилась злость, страх, боль в руке. К этому примешивалось похмелье. Я сидел в травмпункте и сквозь зубы матерился на медсестру, делающую мне перевязку. Майка присохла к ранам и, хоть и размоченная фурациллином, отдиралась с болью.