Выбрать главу

Если б отдаться воле Его хоть раз без контроля в жизни — Он сгинул бы быстро.

И всем было бы просто безразлично.

Ах — не все ли равно всем: есть Он или нет.

Все на свете эгоистично — условно.

Пусть Он воображает, фантазирует, увлекается, любит, творит, поет.

Он — Поэт.

Я наливаю медленно чаю, кладу земляники, успокаиваю Поэта: ехать на Кавказ еще нельзя.

Ялта зовёт

О комнате ветка оранжевой рябины.

Поэт потерял покой.

Он каждую ночь видит во сне море в Крыму, рыбаков из Балаклавы, корзины с виноградом, девушек в белых платьях, солнце на берегу у волн, корабли, дельфинов, крепкий турецкий кофе.

Просыпаясь кричит мне.

— Дальше.

А я работаю и упорно молчу: мне осталось совсем мало, еще несколько страниц, несколько слов.

Ведь Ему 33 года и мой труд впереди.

Я потом когда нибудь напишу вторую часть Его Дней и моих минут.

Теперь же Он начинает меня побеждать — кажется снам Поэта суждено осуществиться.

Скоро снова — Пермь — Ялта.

Так было много раз.

На пароходах по Каме — Волге до Саратова, там по дороге в Симферополь, оттуда на автомобиле в Ялту.

Этот маршрут я повторяю, пою, пишу, декламирую, чтобы только успокоить Поэта.

Быть может через 10 дней придется расстаться с Каменкой, с Его музеем, родными. И в путь — дальше. Все — к лучшему, к совершенному.

Мой вольный бег Мой путь привольный Где солнце и где Май Вчера — Казбек Сегодня — волны У моря Черного мой рай.
(Девушка босиком)

Счастливый утровеющий час да встретит юношеские глаза Поэта, сияющие счастьем осенняго перелета с севера на юг, с Цингала на Ай-Петри.

К снегу — в Москву — стану там издавать Эту книгу, но как — еще незнаю.

Изменила ли революция теперь условья издательства или предстоит борьба с прежним ужасом — увидим. Если будет нужно — возьмем свое силой молодости, надавим упругими бицепсами Духа и Тела, но неуступим тьме.

Наша закаленность в борьбе за святое дело Истины, наша загорелость от солнца культуры, наша радиоактивная энергия, наша гениальная футуристичность — верная порука за наше победное шествье —

— Дальше.

Революция Духа — за нами.

За нами — все молодое Человечество со всей своей красотой вольнотворческого бунта.

Революция дала великое благословенье нашему Футуризму на океанский размах.

За нами подвиги гениальных парней — Достойных сынов своего пророческого искусства.

Имя Великого футуриста Василья Каменского еще много тысяч раз будет алошелково развеваться сокрушительным знаменем над молодецкими головами юношей и девушек.

Тише.

Сейчас Поэт будет читать Стихи.

Он совершит чудо.

Василий Каменский — Живой Памятник

Комитрагический моей души вой Разливен будто на Каме пикник Долго ли буду стоять я — Живой Из ядрёного мяса Памятник.
Пожалуйста — Громче смотрите Во все колокола и глаза — Это я — ваш покоритель (Пожал в уста) Воспевающий жизни против и за. А вы — эй публика — только Капут Пригвождали на чугунные памятники. Сегодня иное — Живой гляжу на толпу — Я нарочно приехал с Каменки.
Довольно обманывать Великих Поэтов Чья жизнь пчелы многотрудней — Творящих тропическое лето Гам — где вы стынете от стужи будней. Пора возносить песнебойцев При жизни на пьедестал — Пускай таланты еще утроятся Чтобы каждый чудом стал.
Я верю — когда будем покойниками Вы удивитесь Святой нашей скромности — А теперь обзываете футуроразбойниками — Гениальных Детей Современности. Чтить и славить привыкли вы мертвых Оскорбляя академьями памятниками — С галками. А живых нас — Истинных, Вольных и Гордых Готовы измолотить скалками.
Какая вы публика — злая да каменная Несогретая огнем футуризма Ведь пророк — один пламенный я Обожгу до идей Анархизма. Какая вы публика — странная да шаршавая — Знаю что Высотой вам наскучу — На аероплане взнесенный в Варшаве я Часто видел внизу муравьиную кучу. И никому небыло дела До футуриста-летчика Толпа на базарах — в аллее Галдела Или на юбилее Заводчика. Разве нужна гениальность наживам — Бакалейно-коммерческим клубам. Вот почему перед вами Живым Я стою одиноким Колумбом.
Вся Судьба моя — Призрак на миг — Как звено пролетающей Птицы — Пусть Василью Каменскому Памятник Только Любимой приснится.

Эхх и мма и ну

Эхх и летит Поэт

Мма — и купается в лебединых облаках.

Ну-и что ж.

Памятник ли, судьба ли, любимая ли, один ли.

Взлетел Поэт — крылья в небесности. Незнает, неведает, неждет. Все есть, все с Ним. А зачем Памятник, ненадо.

И нетакой Он: где нибудь будет стоять на тропинке в горах у моря или на Каменке (у часовни Своей) с посохом, с мешком (сухари, чай и стихи) за спиной — это и будет — памятник.

Это и приснится любимой — и может быть у стога свежого сена накошенных мечтаний о солнце.

Помнится Ему: белый домик, ограда церковная и месяц молодой, четкий.

И летит Поэт к счастью.

Я кончаю книгу и думаю о восковой свече — о кротости во имя Его перед иконостасом судьбы.

Меня осудят все — ивы, чье сердце чутко только для себя и немного для близких, — и вы, чья дружба ограничена и условна, — и вы — и даже вы — чья любовь гордо называется любовью.

И меня будут судить: ведь я сохранил Поэта до этой Книги, а теперь пусть Он — полетает — согреется.

Эхх — голова — голова.

Я еще огненнее верю: я молюсь о Его голове.

Только бы удержалась голова.

А судьи кто.

Ну ничего, пустяки, ненадо, трава.

Он летит и если увидит озеро счастья, и если будет надо — опустится.

Я желаю Ему творческого покоя.

Он кажется ищет успокоиться.

Я кончаю книгу — я устал работать, мне трудно писать, и писать, и видеть как мимо проходит жизнь, полная ошибок, сомнений, горений, борьбы, порывов

А где — Чудо.

В чем — Истина дней на земле.

Я незнаю.

Знает только Он — ведь Он так сейчас — эхх и мма и ну высоко.

Что вопросы Ему, когда Он — весь ответ, весь песня, весь любовь.

И весь Он — Чудо, великое Чудо.

И Чудо настолько, что сейчас я печатаю (а еще недавно я незнал буду ли печатать эту книгу о Нем) и мне неверится в расцветающее счастье: Он встретил чудесных друзей П. Е. и Н. Д. Филипповых и эти Трое основали книгоиздательство Китоврас.

И эти Трое чуют Великий Пролом, собирая Единую Стаю Гениев.

Перелётный крик Лебедя

Святая — кроткая — напевная — южная.