— Я?
— Ты. — Я киваю. — Ты больше всех пострадала от рук Скалин. Тебе решать, что делать с твоим дедушкой.
Она переводит взгляд на Паскуале.
— По словам Паскуале, у меня нет дедушки. Так почему меня должно волновать, что с ним случится?
— София. — Тон Паскуале меняется: смягчается, становится умоляющим. — Пожалуйста, моя дорогая. Не надо...
— Расскажи мне о моей матери. — Лед в ее голосе заставляет мой член пульсировать от желания.
— Что ты имеешь в виду, София?
— Я имею в виду, — она делает шаг вперед, — что с ней случилось?
— Я не причинял ей вреда. — Он пытается пожать плечами. Это трудно сделать, когда ты привязан скотчем к металлическому стулу.
— Но ты ведь знаешь, что произошло, не так ли?
Он отводит взгляд, смотря своим единственным здоровым глазом в другую сторону.
— Скажи мне! — ее крик эхом отражается от стен из шлакобетона.
Теперь он начинает дрожать, и из него вытекает новая лужица мочи.
— Она... она хотела уйти. Забрать тебя и Марко. Но Лоренцо не позволил ей, так что...
— Ты знал? — она делает еще один шаг вперед, и я следую за ней, прижимая ее к себе, показывая, как сильно меня заводит ее сила.
— Знал о чем?
— Ты знал, что она хотела уйти?
Он снова отводит взгляд. То бесстрастное выражение, которое было у него когда-то, теперь исчезло. В нем живет только страх, без обмана и хитрости. Жалкий.
— Ты знал, не так ли? — ее слова как удар хлыста по старику. — Ты знал, и вы с Лоренцо договорились убить ее, не так ли? Вот как это работает. Мужчины решают, а женщины страдают?
Он трясется так сильно, что стул дребезжит.
— Нет, я бы никогда. Нет, София, ты же знаешь, я бы никогда...
— Все это время я оплакивала ее, спрашивала о ней... — она поднимает руку к тонкому шраму на лбу. — Ты знал, что она мертва. Ты знал. И приложил руку к ее убийству. Возможно, это сделал мой отец, но ты был в этом замешан. И дал добро. — Быстрым движением она хватает отвертку со стола и подходит к нему. — Из-за тебя она мертва. Ты — причина, по которой у меня это есть. — Она убирает волосы, чтобы он мог увидеть шрам. Подняв отвертку, она наносит ему удар.
Он кричит, и по его лбу течет кровь.
— Нет, София, я... я пытался спасти ее. Да. Я...
— Ври кому-нибудь другому. — Она бросает отвертку и отступает, а Паскуале плачет, как слабый, ничтожный кусок дерьма, каким он и является.
Я целую ее в волосы.
— Моя королева, — шепчу я ей на ухо. — Моя свирепая королева.
— Мне жаль. — Он всхлипывает. — Не убивай меня. Твоя мать знала, чем рискует. Она решила выйти за него замуж. Она...
— Она была продана ему. Так же, как ты продал меня Антонио.
Он бормочет, теперь уже без всяких оправданий.
— София, пожалуйста. Я — твоя кровь.
— Нет. — Она поворачивается и обвивает руками мою шею, а затем дарит мне поцелуй, от которого моя душа воспламеняется. — Это моя кровь. Я — Давинчи. — С таким взглядом, который мог бы поджечь город, она поворачивается к нему. — И мы убьем всех, кто попытается уничтожить нас.
— Cara mia. — Я снова завладеваю ее губами, ощущая сладость мести на ее языке. Подняв ее, я выношу из комнаты.
Джио и Данте знают, что делать. Указ моей королевы является окончательным. Я не собираюсь оказывать Паскуале честь и убивать его собственноручно. Только не тогда, когда хочу насладиться своей на редкость злобной красоткой.
Я несу ее вверх по лестнице, затем захожу в свой кабинет, захлопывая за собой дверь.
— А как же другие семьи? — она задыхается, когда я сажаю ее на стол.
— Мы поужинаем с ними сегодня вечером. — Я хватаю ее за брюки и стаскиваю их, затем цепляю ее кружевные розовые трусики. — И они тебе не нужны. — Резким движением я срываю их, затем опускаюсь на колени.
— Ник! — визжит она, когда я лижу ее тугую киску, а затем посасываю ее клитор.
Паскуале умирает у нас под ногами, старая семья распадается, а мы строим новую. Я облизываю ее, посасываю ее соски, пока она не начинает задыхаться, запустив руки в мои волосы. Затем я встаю, достаю свой член и заявляю на нее права.
Она вцепляется мне в шею, ее губы страстно прижимаются к моим, пока я жестко трахаю ее. Она может это вынести. И принять все, что я ей дам. Стол скребет по полу, когда я дергаю ее за задницу вперед, входя в нее так глубоко, что она будет чувствовать меня до конца дня.
Обхватив меня ногами, она стонет:
— Еще. — Я отдаюсь ей и с каждым сокрушительным ударом становлюсь тверже, схожу по ней с ума.
Когда она протягивает руку между нами и трогает себя, я не могу оторваться от этого зрелища, от того, как ее маленькие пальчики трутся об эту розовую, влажную плоть. Проникая глубже, я сильно кончаю, накрывая ее своим телом, пока она стонет, а ее киска сжимается вокруг меня. Наша любовь взрывоопасна, желание сжигает все, что было раньше. Никто не может противостоять нам.
Мы едины, моя королева и я. И мы будем править. С любовью друг к другу. И вселять страх во всех остальных.
Эпилог
София
3 года спустя
— Cara mia. — Я отрываюсь от своего компьютера, когда слышу голос Ника. Я сижу на его столе, хотя у меня есть собственный кабинет. Мне нравится работать в его кабинете, когда его нет. Он недалеко от входа в дом. Обычно я слышу, как люди приходят и уходят, но, должно быть, я отключилась, работая над последней статьей для своего блога.
Наш кот Фредо спрыгивает со стола и трется о ноги моего мужа.
Ник наклоняется и гладит его по голове.
— Почему на крыльце мертвый бурундук?
Фредо мурлычет.
Ник улыбается, демонстрируя свой убийственный юмор.
— Я знаю, что это был ты, Фредо.
— Это единственная киска, по которой ты скучал? — я прикусываю губу, когда моя фраза доходит до него.
Он поднимает на меня взгляд, в его глазах огонь. Я улыбаюсь и встаю из-за стола, чтобы поприветствовать его. Он снимает пиджак и отбрасывает его прежде, чем я успеваю подойти к нему. Затем Ник поднимает меня, и я болтаю ногами, пока он целует меня. Я скучала по нему. Его губы на моих губах всегда напоминают мне о доме. Когда его нет, наш дом кажется другим.
— Чем ты занимался все это время? — спрашиваю я и снова целую его, прежде чем он успевает ответить.
Он улыбается мне в губы.
— Проверял, как идут дела. Все как обычно. Но я скучал по тебе. Так всегда, когда меня нет дома. Как прошел твой день, моя королева?
Я смеюсь в его объятиях. Ник терпеть не может расставаться со мной, и каждый раз он ведет себя так, словно мы не виделись несколько дней, а не часов.
Взглянув на потолок, я говорю:
— Я уложила Николая спать и работала над новым постом для блога.
— Я кое-что принес тебе, но это может подождать, пока ты не закончишь, если хочешь. — Он снова ставит меня на ноги. Его рука опускается на мой живот, где он потирает маленький бугорок — нашу девочку.
У меня только второй триместр беременности, но технологии в наши дни просто сумасшедшие, и нам уже сказали, что у нас будет маленькая девочка. Когда нам сообщили эту новость, я увидела страх в глазах моего мужа, это был единственный раз, когда я увидела это. Он будет чрезмерно опекать меня. Мне придется постараться, чтобы соблюсти баланс, но мы всегда это делаем. У каждого из нас есть равное право голоса в управлении домом. Мне потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к этому, но теперь я не представляю, как кто-то может жить без этого. Ник спрашивает и уважает мое мнение, что только заставляет меня любить его еще больше. Он такой, каким и должен быть настоящий мужчина: мягким со мной и жестким со всеми, кто мне перечит.