Когда все они, сидящие за столом, дружно скривились, я поняла, что случилось у них что-то очень интересное. И не ошиблась, когда Иръян, тоже скривившись, принялся недовольно рассказывать:
— Была тут одна айрина, Интой звали. Красавица, каких поискать, но характером дурным и воспитанием никаким. Одурила она голову нашему господину, всё верёвки из него вила, женить на себе хотела. И женила бы, если б беда не приключилась.
Я, крайне заинтересованная, далеко не сразу поняла, что сижу с открытым ртом, так и не донеся уже надкусанную печенюшку с ягодами. Выпечку решительно отложила, крошки стряхнула и нетерпеливо поинтересовалась, невольно подаваясь ближе:
— И что же?
— Гара, — кивнул он на смутившуюся ахэ, — тогда только начала работать, ничего не знала, и по неосторожности столкнулась с Интой в коридоре. Та, кахэша ей повстречать, на Тару накричала, оскорбила её, даже выгнать пыталась, а когда наш господин не позволил, решила её подставить. Украла один из родовых артефактов и спрятала, а потом во всём Тару обвинила. Всё говорила господину, чтоб выгнать её, а то и ещё чего похуже, так только он же не дурак. Разобрался во всём, артефакт нашёл и вора настоящего вычислил. И выгнал он саму Инту, сказав, чтоб не смела больше ему на глаза попадаться. Вот так вот, детонька.
А дальше заинтересованной рассказом мне сказали такое, что я откушенной печенюшкой всё-таки подавилась:
— Но ты-то девочка хорошая, будете с нашим господином в счастливом браке жить.
Разочаровывать всех собравшихся, глядящих на меня сейчас с доброй насмешкой, мне не хотелось. Я и не стала. Поблагодарила за то, что накормили, встала и ушла, пообещав ещё придти.
Душа требовала чего-то грандиозного. Такого, чтоб Акар дважды пожалел о своих словах и запретах! Чтобы он понял, с кем связался! Понял и пожалел об этом!
Как назло, коридоры были пусты, а портить ни в чём неповинную мебель мне не хотелось. Зачем? Это глупо. Мебель же не виновата в грехах своего хозяина. К тому же, даже убирать результат моего погрома будет не он, а прислуга.
Так что данный вариант отметался за бесполезностью.
Но чего же мне такого сделать, чтобы действительно насолить эору и заставить его отказаться от свадьбы? Нужно что-то такое, чтобы он сразу понял: это не моя айрина.
Вновь осмотрела просторный коридорчик, в котором оказалась. Стены и пол — тёмно серые, мебель чёрная, блестящая, подсвечники на стенах в виде не то ящер каких, не то драконов маленьких. Всё такое мрачное, тёмное, суровое — мне нравится. У нас с мамой дома тоже мрачно, но там просто мрачно, а здесь вкус чувствуется и… и вот этот подсвечник на столице в виде чьего-то черепа с клыками я себе заберу. На память.
И тут «щёлкнуло».
Понимание того, как именно мне нужно отвадить от себя жениха, было болезненным в первую очередь для моего чувства прекрасного, но… чего только не сделаешь для благого дела!
Четыре
Пустая кружка чая, которую я как раз собирался пойти и наполнить в кухне, треснула в сжавшемся кулаке и осыпалась под ноги мелкой стружкой. Дверь кабинета, настроенная таким образом, что всегда закрывается сама в целях безопасности, ощутимо приложила меня по затылку, но я этого даже не заметил, слегка… шокированный тем, что видел в коридоре.
Помню, как долго выбирал между чёрным и тёмно-серым. Нет, я не трачу деньги на пустяки, мне просто хочется, чтобы в моём собственном доме, куда я возвращаюсь после работы уставший и зачастую обессилевший, было уютно.
И мне было уютно. Мне нравилось видеть эти тёмно-серые стены и пол в узкую чёрную полоску, как разводы краски на поверхности воды. Нравилась эта мебель — подарок мамы, которая всё переживала, да и сейчас переживает, о том, как же я устроился в другой стране. Нравились эти забавные детальки в виде вымерших монстров, которые, балуясь, создавала моя младшая сестра Тиарин.
Действительно нравилось всё то, что на протяжении долгих лет окружало меня.
А теперь всё оно было розовым. Причём таким, что даже глаза заболела от яркости этого ядрёного цвета. Розовый цвет теперь имела каждая деталь. То ярче, то темнее, то тускнее…
Розовый.
Первой мыслью было обречённое «Почему розовый?».
Вторая мысль оказалась порядком важнее первой: «Где эта зараза?!».
Судорожный вдох через нос успокоиться не помог. Все последующие за ним тоже. Зато получилось кое-что другое, более важное: разглядеть край личины, висящей… да везде.