Алес отложила гребень, который только что вытащила из волос, и подняла брови.
— Не совсем понимаю. Ты сейчас о чем?
— Вот об этом! — Лия потрясла шкатулкой. — Отец привез ее тебе, а ты…
— А я распорядилась ею, по своему усмотрению. Причем, с его же разрешения.
Девочка насупилась и посмотрела на мачеху из-под бровей.
— Но так ведь нельзя! Это же подарок, от чистого сердца. Знаешь, как отец сейчас огорчен? Я никогда прежде не видела его таким расстроенным!
Расстроенным? Алес вспомнила, с каким видом граф покинул столовую, после ужина. О нет, расстроенным он точно не был. Вот злым, как шершень — да. Укол по самолюбию получился весьма болезненным, что лишний раз доказывало, что думал мужчина только о себе.
И совсем не ожидал, что его стараний не оценят.
— Лия, послушай. — женщина кивнула на край кровати, предлагая девочке присесть. — Я понимаю твое негодование, но пойми и ты меня. Мне эти украшения не нужны. Подожди, не перебивай. Лучше скажи, ты сама бы приняла подарок от человека, с которым не можешь найти общий язык? Да хоть от того же Джера?
Лианна, успев немного притихнуть, вспыхнула вновь. Словно спичка, брошенная в бензин.
— Перестань сравнивать моего отца с Джером! — негодующе прошипела она. — Отец совсем не такой! Он не говорит исподтишка гадости, не корчит гримасы, не считает себя лучше других! И не смотрит на окружающих свысока. Почему ты не можешь этого понять?
Ну да, гримас граф еще не корчил. Алес неслышно выдохнула, а девочка уже не могла остановиться. Ей явно хотелось высказать все, что успело накипеть за этот недолгий вечер.
— Эта шкатулка, между прочим, стоит дороже десяти хороших деревень. Адмас Ланси не просто лучший ювелир, он делает украшения для королевской семьи. И никогда не работает на заказ. К нему приезжают со всего мира.
Алесия чуть не поперхнулась, услышав о цене. А в памяти вдруг всплыл давний разговор матери с подругой. Тетя Аня эмоционально жаловалась, что супруг подарил ей браслет за пятнадцать тысяч, когда она хотела просто новую мясорубку.
— Куда я его надену? Сама знаешь, в пекарне с украшениями нельзя.
— Дорог не подарок, дорого внимание.
— Да знаю я. Но мне теперь еще год мясо вручную крутить.
На тот момент, в свои тринадцать, Ира никак не могла понять сути проблемы. Зато теперь прочувствовала на себе. И не важно, что ни мясорубка, ни дополнительные деревни ей не нужны. Тут сам факт.
Вынырнув из своих мыслей, Алесия еще минут пять послушала нотацию и тут… в голову робко постучалась новая идея. А что, если…
— … и все, что я до этого тебе про него рассказывала. — закончила Лианна, переводя дух. Сердитые огоньки в ее глазах чуть подугасли.
— То есть, ты считаешь, что я должна пойти и извиниться? — поинтересовалась Алес, склонив голову на бок.
— Извиниться? — девочка хлопнула ресницами.
— Ну да. Твой отец так хотел меня порадовать, а я его обидела. Взрослый человек должен уметь признавать свою вину. Сейчас пойду и попрошу прощения.
Лианна явно не ожидала столь быстрой капитуляции. Она растерянно моргнула.
— А… да. Ты серьезно?
— Более чем. — спокойно подтвердила женщина. — Наверное, ты права, и мне следовало самой об этом подумать.
— Я? — у девочки вдруг задрожали губы. — Алесия, прости меня, пожалуйста. Что я так ворвалась и столько наговорила. Я тоже не хотела тебя обидеть. Я просто… просто очень расстроилась из-за отца. А ты замечательная. И очень хорошая. — она уткнулась мачехе в плечо.
Алес провела рукой по черным волосам и неслышно вздохнула. Нет, вовсе она не такая хорошая, как хочет думать падчерица. Себе женщина предпочитала не врать. Собираясь пойти к графу, она преследовала вполне конкретную цель.
Можно растянуть противостояние еще на пару месяцев, но если обстоятельства позволяют нанести решающий удар прямо сейчас, то почему бы этим не воспользоваться?
Ну что, устроим супругу еще один когнитивный диссонанс?
— Только украшения все равно оставь себе. — произнесла она, прежде чем выйти из комнаты. — Тут я своего мнения не изменю.
— Но Алесия! — запротестовала было девочка, однако вовремя прикусила язык. Вдруг мачеха, чего доброго, передумает идти к отцу.
Ладно, пока пусть будет так. Шкатулке все равно нет разницы, где лежать. А вернуть ее можно и позже, когда все уляжется.
Нортман мерил кабинет шагами, и со стороны больше всего напоминал разъяренного тигра. Впрочем, чувствовал он себя примерно так же. По телу горячими волнами разливалась злость. А желание что-нибудь перевернуть, например — стол, ощущалось почти физически.