Про воду, застоявшуюся на дне. Про землю, которая нередко осыпается со склонов. Про коварные «ямки», способные утянуть человека целиком. Хотя последнее, скорее всего, относилось к крестьянским страшилкам, все-таки здесь не болота. Однако по коже все равно прокатился противный озноб.
— Все будет хорошо. — Лайон заглянул в золотисто-карие глаза. — В конце концов, по пути сюда мы не встретили никаких следов. Возможно, Глен уже нашелся, и мы узнаем об этом, как только вернемся в поместье.
Кэрин кивнула еще раз. Ей очень хотелось в это верить.
К краю обрыва они подбирались практически ползком. Колючие ветки царапали теперь не только руки, но и лицо. А слух настороженно ловил любой шорох.
— Глен? — голос Лайона растаял в ночном безмолвии. Ответом ему была все та же ночная тишина.
— Ваше сиятельство! — выдохнула вдруг Кэрин, заметив на одном из кустов кусочек светлой ткани. Он трепетал над пустотой, словно обрывок забытого всеми флага. Крошечный, мокрый из-за недавнего дождя, но несомненно свежий.
Значит, мальчик здесь был. И, судя по всему, недавно. Лайон тоже задержал взгляд на клочке.
Кэрин же, не теряя ни секунды, первой подползла к краю и оглядела уходящий вниз склон. Ничего. Только мокрая, поблескивающая в лунном свете земля. На какой-то миг в груди даже поднялась волна облегчения… Но тут неподалеку выругался граф Бартон.
Девушка дернулась в его сторону и… в груди разом закончился воздух, будто от удара плашмя.
— Не смотри туда! — попытался было остановить ее Лайон, однако предостережение опоздало.
— Нет…
Кэрин вцепилась в колючую ветку, совершенно не замечая боли. Да и разве могла физическая боль заглушить то, что вспыхнуло сейчас глубоко внутри?
В самом низу, у торопливо бегущего ручья, лежала маленькая фигурка. Лежала неподвижно, как-то странно, почти неестественно. Но с такого расстояния было трудно различить, что именно не так.
Должно быть, Глен неудачно сорвался с обрыва, потому и не откликался на зов. Усилием воли, Лайон заставил себя отвести взгляд. В горле как-то разом пересохло. У Кэрин дрожали губы.
Она вспомнила, как в монастыре из года в год вбивалось — что нельзя привязываться к другим. Запрещалась дружба между воспитанницами. Любая симпатия каралась, как самое страшное зло. Хороший учитель не должен испытывать чувств. Не должен жалеть учеников…
В висках мучительно заныло. Лайон, без лишних слов, обхватил ее за плечи. В его зеленых глазах Кэрин видела отражение своей боли. А уж что будет с Иреной и Рглором…
— Мы не можем оставить его тут. — произнесла она, одними губами.
— Не оставим. — молодой человек стер с ее щек слезы, которых она даже не заметила. — Там, в тридцати шагах, склон более пологий. Я спущусь за ним.
— Нет! — девушка сжала его руку и тут же отдернула ладонь, сообразив, что позволила себе лишнее. — Лучше я. Мне, ваше сиятельство, хотя бы нечего терять.
— Кэрин… — мягко произнес Лайон, глядя в ее блестевшие от слез глаза. — Пойду я, и это не обсуждается. Потому что мне есть что терять, а значит, я буду более осторожен. К тому же, едва ли тебе хватит сил подняться обратно с… — он не смог заставить себя произнести «с телом», — … с Гленом на руках.
— Но если…
— Я не сорвусь.
Кэрин заставила себя кивнуть. Выдержка, которая всегда поддерживала тело, словно доспехи, впервые ей изменила.
— Будь осторожнее… — шепотом попросила она.
Наблюдать за тем, как граф Бартон спускается по неровному склону было так же мучительно, как и смотреть на одинокую фигурку, лежащую внизу. Попытки докричаться до Глена так ни к чему и не привели.
Так что Кэрин теперь просто стояла, обхватив себя руками, и старательно гнала из головы любые мысли. Острая тоска скручивала внутренности в тугой узел. А осознание собственной беспомощности сводило с ума. И от этого чувства нельзя сбежать. Не укрыться даже за монастырскими стенами.
Лайон, тем временем, преодолев последний, уже отлогий участок, оказался у грязного ручья. Когда он склонился над мальчиком, Кэрин, не выдержав, отвела взгляд. Время будто остановилось.
— Живой! — пронеслось вдруг над оврагом.
Пара секунд на осмысление… а потом, в мир снова вернулись краски и звуки. Плеск воды, скрип деревьев, трели ночных птиц. Но среди всего этого многообразия особенно выделялся детский голос. Тонкий, чуть осипший от слез.
Кэрин, судорожно вздохнув, опустилась на колени. После пережитого потрясения, ноги просто отказывались ее держать.