Спустившись к ужину, Нортман обнаружил в малой столовой только дочь и накрытый на двоих стол. И уже в который раз, от этой привычной, сложившейся за несколько лет картины, внутри что-то царапнуло. Графиня и сегодня осталась в своих покоях.
Разумное поведение, раз она больна. Но это полностью лишало возможности понаблюдать за женой со стороны. Оценить с холодной головой ее поведение. И, наконец, понять — чего она добивается и почему она так плотно засела в его голове?
Мужчина упорно старался не думать о супруге, однако выбросить ее из своих мыслей почему-то не мог. А пойти к ней еще раз, ему не позволяла гордость. Именно поэтому он и не препятствовал дочери, готовой проводить у мачехи минимум половину дня.
Привычно отодвинув для дочери стул, Нортман дождался, пока слуги подадут приборы. Обронил несколько, ничего не значащих фраз, и только после этого, будто невзначай, произнес:
— Как там, кстати, чувствует себя графиня?
Лия тяжело вздохнула и опустила ресницы. Да, она помнила просьбу мачехи. Но в то же время ей хотелось, чтобы отец испытал хотя бы каплю беспокойства. Ведь это будет означать, что Алесия ему небезразлична.
— Держится. А еще говорит, будто ей гораздо лучше.
— Разве это не так?
Девочка только пожала плечами.
— Агнета очень хорошо о ней заботится, так что надеюсь, что она скоро поправится.
Нортман кивнул. Это «скоро поправится» он слышал и от экономки… еще дня три назад. Но будь там что-то серьезное, слуги давно подняли бы переполох.
Закончился ужин в полном молчании. Лианна, вдоволь наболтавшись с мачехой, уже не имела ни сил, ни желания забалтывать отца. И как только слуги начали убирать со стола, девочка тут же отправилась к себе, заранее пожелав доброй ночи.
За окном и правда начинало темнеть. Осенние вечера — короткие. Слуги кое-где уже протапливали камины. Но замок еще не успел растерять свое тепло.
Взяв свечу, Нортман привычно двинулся в сторону библиотеки, но в последний момент, что-то вдруг заставило его передумать. Свернув на половине пути, мужчина преодолел лестницу, длинный коридор, несколько дверей, и оказался в длинном сумрачном зале.
Здесь пахло пылью и старыми холстами, с которых смотрело множество лиц. Разных, но в то же время, неуловимо похожих.
Сколько же он тут не был? Лет пять? Мужчина прошел вдоль стены, скользя взглядом по портретам предков. Прославленные военачальники, королевские советники, составители законов. Собственно, таким багажом мог похвастаться любой из семи главных родов.
Хотя Рельсы, Арельсы и Ормсы негласно стояли выше остальных. Ведь именно они первыми присягнули избранному королю, у самых истоков королевства. Правда никаких привилегий это давно уже не давало. Но служило поводом гордости для потомков.
Незаметно для себя, Нортман дошел до самого конца. И его взгляд выхватил последний женский портрет. Которого, впрочем, здесь могло и не быть. Давняя традиция — писать портреты только с главы семьи, и тех его жен, что принесли хотя бы одного ребенка.
Остальные же леди Арельс, их образы, имена, — просто уходили в небытие.
Мужчина поднял свечу выше, разглядывая черты лица, которые так надеялся забыть. Розмелла, в девичестве Богудс. Она мечтала блистать в свете, умела быть обаятельной и располагать к себе, считалась одной из первых красавиц света…
Но если бы он мог изменить свое прошлое, то сделал бы что угодно, лишь бы она никогда не стала его женой.
Глава 21
Первая леди Арельс
Молодая женщина, изображенная на портрете, и сейчас притягивала взгляд. Художник не приукрасил ни одной ее черты. А то, что было — передал с удивительным мастерством.
Именно такой Розмеллу Арельс запомнил свет. Изящной, женственной и удивительно красивой. Но был ли еще кто-то, кто знал ее с другой стороны? Истеричной, капризной, любящей только себя? Раздающей служанкам пощечины за любой, даже малейший промах?
Нортман встряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания.
Тогда, почти пятнадцать лет назад, он еще не задумывался о семье. Какого мальчишку на пороге рубежа юности будет интересовать женитьба? Вот военная служба — другое дело.
Однако у отца было свое мнение на этот счет. И в один из дней, прежний граф Арельс вдруг пригласил сына в «святую святых» — свой кабинет. Холодный и мрачный — под стать хозяину.
— Если верно помню, этой весной тебе исполнится шестнадцать? — скрипучий голос мужчины, сидящего за столом, походил на карканье ворона. А от его взгляда, внутренности будто скручивало в болезненный узел.