— Год-два, и вы привыкнете. Но я тоже люблю тепло, и предпочел бы жить там, где на небе всегда солнце. А вот Джер… — его голос вдруг смягчился, — просто обожает снег. И последнее время буквально грезит зимней охотой.
Карина поежилась.
— Не понимаю, зачем охотиться зимой, когда есть лето. Дядюшка планирует взять меня с собой, а мне бы так этого не хотелось…
— А я был бы рад, если вы… — Морес вдруг смутился. — Простите. Я лишь имел в виду… — на его щеках проступили красные пятна. — То есть, я хотел сказать, что вам не придется гоняться за дичью по снегу, это занятие для мужчин. Ну и в замке достаточно тепло… Может быть, охота окажется не такой ужасной, как вы ожидаете?
Парень вдруг замолчал, заметив герцога Рельса в компании графа Бартона и графа Ормса. Вся троица направлялась к нему. Карина, заслышав голос дядюшки, прижала палец к губам и умоляюще мотнула головой.
Морес чуть опустил ресницы — единственный жест, который мог себе позволить, чтобы не вызвать подозрений со стороны.
— Морес, мальчик мой, — обратился к нему герцог. — Ты, случайно, не видел мою племянницу, леди Карину?
— Нет, ваша светлость.
— И куда она пропала? — посетовал Рельс. — Ей ведь так нравятся танцы, а музыканты, как раз, приготовились играть.
Морес заметил, как девушка закатила глаза. И с трудом удержал на лице выражение полной невозмутимости.
— Если я увижу ее, ваша светлость, то обязательно передам, что вы ее искали. — произнес он, стараясь не смотреть на собственного дядюшку.
Потому что старый Ормс уже пару раз взглянул на штору, затем на племянника. Многозначительно изогнул бровь. Но, к счастью, промолчал.
Когда герцог отдалился на достаточное расстояние, Карина прижала ладонь к груди и одними губами произнесла — «Спа-си-бо».
Морес улыбнулся ей глазами и, не удержавшись, тоже приложил ладонь туда, где сейчас так гулко билось его собственное сердце.
Арельсхолм…
С появлением печей, обе замковые бани быстро оказались доведены до ума. Если кто-то из слуг и не понимал, для чего нужны отдельные «мойные комнаты», то после первых же испытаний все вопросы отпали сами собой.
Мыться в тепле горячей водой, оказалось гораздо приятнее, чем обтираться у камина мокрой тряпкой. Тем более, приближались холода… Поэтому на графиню теперь все смотрели с тихим восторгом. Особенно служанки, обнаружившие, насколько проще стало справляться с мытьем волос.
Сама Алесия тоже была довольна результатом. Баня быстро нагревалась, отлично сохраняла тепло, единственное — не стоило перебарщивать с паром. Потому что вентиляция была не такой хорошей, как в деревянной избе.
И три-четыре ковша воды легко превращали баню в подобие хамама. С той лишь разницей, что пар не мягко обволакивал тело, а обжигал. Зато как приятно было потом выпить чашку прохладного морса и, добравшись до покоев, рухнуть в постель.
Что касается Лианны, девочка готова была париться хоть каждый день. Пришлось объяснить, что нельзя злоупотреблять прогреванием организма. Ту же мысль Алес постаралась донести и до слуг.
А на улице уже начинало холодать. Небо почти все время было затянуто тяжелыми темными тучами, листья с деревьев облетели, часто моросил колючий дождь. Алесия мысленно переводила местный календарь на более привычный, и выходило так, что сейчас была примерно первая неделя ноября. Осень, как и год назад, пролетела быстро.
Граф, на этот раз, отсутствовал дней десять. И вернулся из столицы в один из самых дождливых и промозглых дней. Вымокший насквозь, замерзший, но, как ни странно, в хорошем настроении.
Чего, пожалуй, еще ни разу не случалось. Первой его бросилась встречать Лианна.
— Отец! — она уткнулась в ледяную куртку, не обращая внимания на потоки воды.
Алесия тоже спустилась. Надо же изображать примерную жену. Правда ограничилась она лишь коротким поклоном.
— Ваше сиятельство.
— Графиня. — Нортман задержал взгляд на ее лице. — Я…
— Вы, должно быть, устали с дороги? — бесстрастно заметила женщина. Бросаться на шею мужу она не собиралась. — Я распоряжусь, чтобы вам подали сухую одежду и подготовили баню. Вам надо согреться.
— Благодарю за заботу. — граф смотрел серьезно, однако голос его звучал как-то иначе. Более мягко что ли.
Алес помедлила, но внутренний голос мрачно напомнил, что побеждает только тот, кто готов идти до конца. Кроме того, она чувствовала, что пока не готова простить мужа. Ни за ограничение свободы, ни за все сказанные прежде слова…
— Ну что вы, ваше сиятельство. Я лишь делаю то, что обязана. — не эту ли фразу он сам бросил ей когда-то?