— Могу я тебе кое-что сказать?
Он медленно кивнул:
— Конечно. Расскажи мне что-нибудь.
— Я тебя люблю.
— И я тебя люблю.
Слышать, как он произносит слова, видеть правду в его глазах… Я снова заплакала.
— Малыш, — мягко сказал он, притягивая меня ближе.
— Я серьезно плачу по любому поводу. Пожалуйста, не принимай это на свой счет. Глупая реклама может заставить меня плакать. Запах, еда, да что угодно.
— Все нормально. Я не возражаю.
— Хорошо, потому что нам нужно будет купить акции компании по производству бумажных платочков, — пошутила я.
— Договорились. Назови марку, и я куплю ее, — совершенно серьезно сказал он.
Надо было привыкнуть, что я живу с настолько богатым человеком. Это было очень похоже на жизнь с джинном. Надо бы тщательно следить за словами.
— Спасибо. Все это очень романтично, — сказала я, обводя рукой комнату.
— Я хотел, чтобы все было идеально. Я хочу показать тебе, как сильно я тебя люблю и насколько серьезно я настроен быть мужчиной, которого ты заслуживаешь. Ты великолепная, умная, сексуальная женщина, и ты заслуживаешь самого лучшего. Я буду изо всех сил стараться быть лучшим.
Я тихо рассмеялась:
— Я не сомневаюсь, что ты лучший. Ты хороший человек. Ты убийственно красив, обаятелен, и мне нравится, что ты самый властный мужчина из всех, кого я знаю. Ты мой мужчина, и никогда не забывай об этом.
— Я твой мужчина.
Мы полежали еще некоторое время, прежде чем наконец залезть под одеяло и снова заняться любовью. Это был наш медовый месяц, наш настоящий медовый месяц, когда мы праздновали нашу любовь друг к другу в море горячей страсти.
Глава 70. Максим
Год спустя
Я услышал тихий плач и несколько раз моргнул, пытаясь окончательно проснуться. Я еще немного послушал, чтобы понять, заснет ли она сама, и понял, что этого не произойдет. Я сел на кровати, почувствовал, как Анна зашевелилась, и понял, что она тоже просыпается.
— Спи, любимая. Я встану, — сказал я, положив руку Ане на плечо.
Я пытался внести свой вклад, вставая по крайней мере на одно из ночных кормлений. К счастью, Лия была очень спокойным ребенком и просыпалась не чаще пары раз за ночь. Она была здоровой, сильной девочкой и требовала много еды. Первые несколько недель после роддома были изнурительными. Мы с Аней почти не спали две недели подряд, прежде чем нам наконец удалось выработать какой-никакой режим.
— Спасибо, — пробормотала Анна.
Странно было слышать, что она благодарит меня за выполнение моих прямых обязанностей.
— Спи, — сказал я, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку.
— Ты хороший отец, — прошептала она.
— Спасибо, — сказал я, прежде чем тихо выйти из комнаты и пройти в детскую Лии.
Я подошел к кроватке и увидел свою дочь, которая недовольно морщилась и плакала.
— Эй, малышка, ты голодна?
Она закричала в ответ. Я быстро выключил радионяню, не желая беспокоить жену.
— Ладно, ладно, маленькая нетерпеливая барышня.
Малышка продолжала плакать.
— Подожди, давай сменим тебе подгузник, а потом возьмем теплую бутылочку. Звучит вкусно?
Сейчас-то я уже профессионально менял подгузники, а в первые пару месяцев делать это у меня получалось с трудом. Каждый раз хотелось перемотать подгузник скотчем.
Я взял дочку и понес на кухню. Лия уже знала, что дальше можно не кричать, потому что уже совсем скоро я дам ей теплое молочко. Девочка у нас родилась не особо терпеливая, но пару минут потерпеть она могла. А потом да, потом она начинала такую истерику, что можно было прятаться.
Когда подогреватель бутылочек показал, что молоко подогрелось до нужной температуры, я вынул бутылочку и пошел в гостиную с крутящейся Лией на руках.
— Почти готово, — пообещал я ей, садясь на диван.
Лия сосала молоко так жадно, будто не ела неделю. Девочка внимательно разглядывала меня, как бы пытаясь запомнить мое лицо в мельчайших деталях. Ее глаза были голубыми, как у матери. Я знал, что Лия была самой красивой девочкой в мире.
Когда дочка допила молочко, я потянулся к стопке салфеток для отрыжки, которые мы хранили на журнальном столике, и положил ребенка себе на плечо, чтобы она отрыгнула. После пары здоровых отрыжек я продолжил держать Лию на руках. Я знал, что надо вернуть ее в кроватку, но пока не мог этого сделать. Я любил наши тихие ночи наедине, только я и она в темной комнате.
Это было мое время, чтобы сблизиться с дочкой, и я дорожил каждой минутой.