Следующая осознанная мысль ошарашила разбойника. В бочке не было воды. Вновь сто литров живительной эссенции ушли на поддержание жизни бандита. Фриджек был разочарован. Вновь его кошель потеряет вес.
Он лениво перебрался на кухню и заглянул в холодильник. Несколько глотков ледяной воды придали мародёру сил. В его лачуге было прохладно, величайшее изобретение человечества качественно исполняло свой долг. Однако пустая бочка вновь вернула его в действительность.
Из маленького окошка, выходящего на лестницу, высунулась голова разбойника. С минуту девочки не обращали на неё внимания, мирно сидя на прохладных каменных ступенях, но неожиданный кашель Фриджека заставил девочек показать свои личики.
— Заработать хотите? — ухмыльнулся Фриджек.
Девочки молча глядели на голову одного из страшнейших наёмников Рильтега.
— Хотите? — гаркнул мародёр, заставив девочек от неожиданности вновь ступить на горячий песок.
Одна из них медленно кивнула. Фриджек выкинул в окно горстку медяков, и заявил:
— Смотайтесь на водную станцию, скажите, что господину Фриджеку, что в доме АН-48, сто литров. Ясно, понятно?!
Та, что постарше, вновь кивнула и принялась собирать разбросанную мелочь. Фриджек поморщился, и, смачно зевнув, закрыл маленькое окошко на лестницу. Машинально он вновь забрёл на кухню и заглянул в холодильник. Как обычно, там лежала буханка хлеба, чуть-чуть водки, немного куриного мяса и маленький пакетик жареных жуков.
Фриджек смаковал мясо по-королевски. За небольшую курицу ему пришлось выложить целых пять золотых. Да за эти деньги он мог съедать по буханке хлеба ежедневно в течение месяца, но мясо он считал наибольшим деликатесом этого мира.
Он никогда не наедался до отвала, никогда не пил водки так, что бы на завтра не осталось, он берёг и еду, и воду. Однако мясо слишком быстро портилось, он съедал его за пару дней, да, мясо было столь редко, что он частенько забывал его вкус.
Недешёвую трапезу мародёра закончил глоток водки и пара хрустящих жуков. Он был счастлив. Сегодня впервые за два или даже три месяца он съел мясо. Сочные жареные ножки, идеально приготовленная грудка вызвали у разбойника чувство восхищения.
Примерно через минуту, на смену чувствам удовлетворения и радости, Фриджека накрыли печаль и уныние. К ступеням подъехала пожарная машина, хотя от неё осталось лишь название. Теперь она служила для перевозки питьевой воды для таких важных (ну, или богатых) персон, как Фриджек, которые за раз покупали не менее пятидесяти литров. Пожары — это то, от чего здесь нет спасения, твой дом тушить не будут, даже если там дети, ты — лишь обуза для существования таких же обделённых, как ты. Вода — это то, что стоит над жизнями, то, что сгоревшие оставят остальному городу, то, что не позволит умереть выжившим сегодня.
В дверь постучали. Молодой темнокожий парень, мило улыбаясь, поднёс шланг почти к самому лицу открывшего дверь мародёра. Фриджек уже видел этого человека много раз, он ненавидел его притворную улыбку, он мечтал, чтобы тот стал удобрением для подземных плантаций.
Минут пять мародёр наблюдал, как медленно наполнялась бочка. Рядом с ним стоял чернокожий паренёк, всё с той же фальшивой, как казалось Фриджеку, улыбкой.
— Отключай! — громко крикнул парень. — Так, по пятнашке за литр, итого с вас тысяча пятьсот, — улыбнулся развозчик воды.
Фриджек был ошарашен. Пятнадцать монет за литр!
— Грабёж, — тихо возразил мародёр.
— Небольшое подорожание, — заметил продавец.
— Почти вдвое! — выкрикнул разбойник.
— Всего лишь в полтора раза, — улыбнулся парень.
— А причины? — тихо спросил Фриджек.
— А вы платите или всю воду обратно сливаем? — лицо продавца вновь расплылось в улыбке.
Фриджек нехотя отсчитал пятнадцать золотых. Со словами «обращайтесь ещё» и «спасибо за покупку» продавец закрыл за собой дверь. Фриджек уселся на кровать. В среднем — думал он, — человеку нужно четыре литра воды в день, это значит, что сутки жизни стоят около золотого, считая еду и немного электричества. Золотой в сутки — не проблема, когда есть работа, однако сейчас, когда её нет, его существование стоит под вопросом. Фриджек думал, что на среднестатистическую семью из трёх человек, где двое работают, надо две с половиной золотые монеты. Он не представлял как высока поддержка Столицы населения, не являющегося наёмниками или бандитами, но сейчас он осознал, что их помощь просто невероятна. Она могла поддерживать жалкое существование тысячи людей, обречённых на смерть.
Фриджеку надо было срочно найти работу. Его работу. Ту, что может принести ему деньги.
Проверив аккумулятор и выяснив, что при таких нагрузках он продержится ещё пару-тройку дней, Фриджек завалился спать. На сегодня хватит разочарований. Завтра он найдёт работу.
Ночью было невероятно холодно. Окно наружу было приоткрыто, мародёр дышал морозным воздухом, наслаждаясь. Эта бессонная ночь была очень длинной, однако сознание Фриджека было ясно, как день. Он мечтал, да, он жаждал увидеть Столицу, то место, что кормило тысячи людей, что было пристанищем верхушек общества, он хотел увидеть самый большой источник воды в его стране, он мечтал увидеть те поля, на которых выращивали кукурузу.
Эта ночь длилась вечно. Фриджек подмерзал. На кой чёрт ему выпало родиться на закате человечества? Он всегда думал, что живёт не в то время. Он мечтал увидеть океаны, не на картинках, а вживую, он мечтал не думать о том, кого стоит убить за пару кусков хлеба и как долго ему хватит новой бочки с водой. Он был одинок, но одиночество не обременяло Фриджека. Он не любил случайные знакомства, он никогда не хотел ничего менять, да, он был слаб. Но быть человеком — быть слабым, ничтожным, во всём мире быть одному против всех — о да, жизнь, порой, давала дельные советы. Никому не доверять. Никого не любить. Ни с кем не говорить. Так или иначе, в этом мире нет друзей.
Ночь была невероятно длинная. Но и она имела конец. Фриджек стал замечать очертания чёрного шкафа, потускневший цвет когда-то голубых стен. Ночь закончилась, как и раздумья Фриджека. Более он не человек. Он вновь стал наёмником.
Фриджек умылся ледяной водой из бочки. Он взбодрился, да, это пошло ему на пользу. Впервые за эту неделю Фриджек был спокоен, а его помыслы — чисты. Он наслаждался каждым мгновением этого утра, каждой секундой тишины. Фриджек взглянул на наручные часы, до того древние, что они точно видели Тёмные времена.
Было пол пятого утра. Восход солнца — то, что любил наблюдать Фриджек с крыши своего двухэтажного небоскрёба. На улице было холодно, однако прекрасная утренняя заря согревала его прогнившую душу.
Солнце уже поднялось над горизонтом, когда Фриджек волочился в центр города в своей повседневной одежде. На улице он мог дышать, воздух и песок ещё будут холодными около трёх часов. Он любил это раннее время суток, сейчас на улице никого нет, только лишь редкие торгаши повылезали из своих нор. Фриджек же направлялся в бар, размещённый напротив водозаправочной станции.
Бесшумно отворив недавно смазанную дверь, мародёр ступил на скрипящий пол. Его появление не вызывало у посетителей интереса: все вчерашние пьяницы мирно спали кто на полу, кто за столами. Даже бугай бармен посапывал за рабочим местом.
Ловко маневрируя между телами, Фриджек подошёл к стойке и, легонько похлопав бармена Мауса по плечу, разбудил его. Тот, выпрямившись в свой полный рост, взглянул на знакомое лицо ужасного человека. То, что бармен увидел, вновь ошарашило его, да, он увидел улыбку Фриджека, ровный ряд белых зубов, то, что снилось людям в кошмарах. Говорили, что такой же безумный оскал, такое же выражение лица было у приговорённых, идущих на смерть, казалось, что смотря в лицо мародёра, смотришь в глаза демона, что проклят на вечные скитания и забирает прогнившие души этого мира, тот, кто видел Фриджека таким, называл бандита посланником Смерти. Бугай Маус, будучи на две головы выше бандита, вздрогнул в суеверном страхе, нет, он не верил в демонов, он видел Фриджека таким раньше, однако всем сердцем желал забыть эти моменты, забыть этот безумный огонёк чистой ярости в глазах дьявола. Фриджек же, вновь заблудившись в мыслях, не обращал на бармена внимания, вспоминая, зачем ему понадобилось сюда дойти. Через мгновение лицо Фриджека уже выражало озадаченность, мародёр с непониманием уставился на перекошенное лицо Мауса. Бармен, оперевшись на стойку, вновь обрёл самообладание и дар речи. В мыслях он желал более никогда не видеть это чудовище. Он ненавидел Фриджека.