Кинсли повернулась и посмотрела на свою семью, по-настоящему посмотрела на них. Ее сердце сжалось. Ее родители выглядели более изможденными, чем она когда-либо видела раньше, ее мать похудела и побледнела, а у отца появилось больше седых волос, чем она помнила. И у них всех были темные круги под глазами.
— Мне очень жаль, — сказала Кинсли.
Сесилия обняла ее.
— Тебе не за что извиняться. Все, что имеет значение, это то, что теперь ты в безопасности, — она отстранилась и с улыбкой обхватила ладонями лицо Кинсли. — Завтра мы вернемся в Лондон, и вы все можете пожить у меня, пока мы будем готовить документы для отъезда.
— Я не собираюсь возвращаться в Лондон, тетя Сиси.
Сесилия нахмурилась.
— Что ты имеешь в виду?
— Я останусь здесь.
— Черта с два, — сказал Эйден, нахмурившись.
— Эйден… — нараспев произнесла Эмили.
— Нет, Эмили. Я не буду молчать об этом, — он провел рукой по лицу, и когда опустил ее, его глаза были красными и блестели. — Это уже второй раз, Кинсли. Второй раз… мы почти потеряли тебя. А здесь ты так далеко от всех, от всего. Что, если снова что-то пойдет не так? Что, если…
Он сжал губы и отвернулся, его плечи затряслись от судорожного вдоха.
Кинсли подошла к отцу и обняла его, прижавшись щекой к его спине. Он положил ладонь ей на плечо.
— Я знаю, и мне жаль, что я причинила вам всем столько боли. Но я… я не могу уйти, папа.
Кинсли шмыгнула носом и крепче обняла отца.
— Я не могу обещать, что что-то не пойдет не так. Так устроена жизнь. Но быть здесь… Это правильно для меня. Это то, чего я хочу, и в чем нуждаюсь.
— Откуда ты можешь это знать, любимая? — спросила Эмили. — Ты через многое прошла, и даже не рассказала нам ни о чем из этого. О… нем.
Эйден повернулся в ее объятиях, заставляя Кинсли опустить руки, и обхватил пальцами ее плечи.
— Кто он?
Она вгляделась в лицо отца. Она любила родителей, любила их очень, очень сильно, но она не солгала, когда сказала Вексу, что они никогда по-настоящему не понимали ее.
— Я… — ее плечи поникли. — Ты мне не поверишь, если я скажу.
Эйден закрыл глаза и опустил голову. Успокаивающе выдохнув, он сказал:
— Мы слушаем.
— Мы всегда рядом, несмотря ни на что, — сказала тетя Сесилия, — но было бы намного легче помочь, если бы мы знали, что случилось, Кинсли.
Эмили коснулась руки Эйдена, привлекая его внимание к себе.
— Давай позволим Кинсли принять душ и устроиться. Дай ей немного отдышаться, — она подошла ближе к Кинсли и поцеловала ее в щеку. — Тогда ты сможешь рассказать нам. Все, чем захочешь поделиться, хорошо?
Кинсли кивнула.
— Хорошо.
Подойдя к одному из чемоданов, Эмили открыла его и перерыла содержимое, пока не вытащила одну из рубашек Эйдена и пару спортивных штанов. Она протянула их Кинсли.
— Прости, дорогая. Мне следовало подумать о том, чтобы заехать за одеждой, пока мы были в городе.
— Все хорошо. Спасибо, мам.
Кинсли вошла в ванную, закрыла дверь и тяжело прислонилась к ней, откинув голову назад и закрыв глаза. С каждым ударом сердца она ощущала пропасть, которая отделяла ее от Векса.
Кинсли положила руку себе на живот.
— Мы освободим тебя, Векс. Я обещаю, — открыв глаза, она посмотрела вниз на свой живот и улыбнулась. — А потом, малыш, я собираюсь надрать твоему отцу задницу.
Но попытка пошутить нисколько не улучшила ее настроения. Она чертовски сильно скучала по нему.
И хотя Кинсли действительно хотела рассказать семье все, она не могла этого сделать, не вспомнив каждое мгновение, проведенное с ним. Снова разбередить свежие раны, которые, вероятно, никогда не заживут.
— Нет, — прошептала она, качая головой. — На этот раз ты не будешь прятаться, Кинсли. Это не конец. Это интерлюдия. И как бы ни было больно… все еще есть надежда.
У них есть ребенок. Часть Векса растет внутри нее, и она будет нести эту жизнь, лелеять ее и защищать.
Они с Вексом снова будут вместе.
После того, как Кисли приняла душ, она оделась и присоединилась к своей семье в гостиной. Они сидели вместе с тарелками на коленях, на которых были безошибочно узнаваемые сэндвичи от тетушки Сиси. На кофейном столике ждал еще один сэндвич для Кинсли.
— Пойдем, любовь моя, — сказала Эмили, похлопав по диванной подушке. — Садись, поешь и расскажи нам.
Кинсли взяла тарелку, села рядом с матерью и, откусив кусочек, собралась с мыслями. В каком-то смысле ей казалось, что только вчера она сидела на заднем сиденье своей машины и ела сэндвич с ветчиной и сыром, который тетя Сиси упаковала для нее. В остальном казалось, что прошла целая жизнь.