— Ты думал, что сможешь так легко от меня избавиться, лорд Мудак? — голосом, более громким и резким от гнева, она потребовала: — Правда?
В глубине души она почти видела его обольстительную ухмылку, почти слышала мрачный смешок и дразнящий ответ. Она не хотела признавать, что это всего лишь игра ее воображения. Не хотела признавать, что даже если бы он услышал ее, то не понял бы ее слов.
— Тебе не следовало делать выбор за меня. Тебе следовало поговорить со мной, Векс. Тебе следовало спросить меня, чего я хочу, — она подняла руку и вытерла слезу. — Потому что я бы выбрала тебя. Я бы осталась с тобой. Что хорошего в свободе, когда половина моего сердца все еще в заточении?
Кинсли шмыгнула носом, и холодный воздух обжег ей нос.
— Я никуда не уйду. Так что твой план отослать меня не сработает.
Она повернулась на месте и оглядела лес, мечтая увидеть в тени горящие красные глаза. Когда-то весь этот лес и многое, многое другое принадлежало ему. В угасающем дневном свете она могла видеть сквозь деревья темные воды озера, в которых отражалось затянутое облаками небо, и едва различала смутные очертания холмов за дальним берегом.
Пейзаж отличался от того, что она видела с вершины башни волшебника — или паря в небе, — но это был ее первый настоящий взгляд на эти земли.
На то, что он потерял.
— Ты не потерял меня. Как бы ты ни старался, ты не сможешь потерять меня, — Кинсли повысила голос до крика, желая, чтобы он донесся до него сквозь реальности.
— Ты слышишь меня, Векс? Ты застрял со мной. Я буду преследовать тебя всю вечность, если это потребуется.
— Кинсли…
От этого низкого, нежного шепота у нее по спине пробежал холодок, но это ощущение не имело ничего общего со страхом. Она повернулась на голос.
Три огонька, с едва ясными очертаниями, парили на уровне ее глаз. Хотя в этом мире они были меньше, она узнала каждого из них с первого взгляда. Новые слезы затуманили ее зрение.
— Прошел всего день, но я так сильно соскучилась по вам троим, — сказала она сквозь комок в горле.
Огоньки подлетели ближе, касаясь ее щек маленькими завитками тусклого призрачного огня, и она подняла руки, чтобы коснуться их. Знакомое покалывание здесь, в этом мире, было не таким сильным. Несмотря на то, что они были с ней, прикасались к ней, казалось, что их сущности остались где-то в другом месте.
— Мы тоже скучали по тебе, — сказала Вспышка.
Эхо потерлась о ее плечо.
— Без тебя так тихо.
Тень опустилась на руку Кинсли.
— Печаль бродит по нашим коридорам.
Кинсли моргнула, и слезы потекли по ее щекам, от зимнего воздуха они обжигали еще сильнее.
— Как мне вернуться?
— Мы не знаем, — тихо ответила Тень. — Для огоньков это естественно.
— Если у меня в крови есть эта магия, если я странник между мирами, разве это не должно быть естественно и для меня? Разве я не должна иметь возможности вернуться, если это то, чего я хочу?
Свет Вспышки потускнел еще больше.
— Мы не знаем о путях такой магии.
— И хватит ли у тебя сил снова пересечь границу, — прохрипела Эхо.
Кинсли надеялась, что вернуться будет легко, что ее магия была разблокирована и она сможет использовать ее сознательно. Что она снова увидит Векса и окажется в его объятиях. Но эта надежда угасла.
К счастью, это была не единственная надежда, которую она питала. Это был не единственный способ воссоединиться с Вексом. Просто самый быстрый.
— Как… он? — спросила Кинсли.
Все три огонька уменьшились.
— Маг — всего лишь тень, — сказала Вспышка.
— Больше, чем тень, — поправила Тень. — Пустота, поглощающая свет и оставляющая только тьму.
Эхо погладила ее по щеке.
— Ты — его свет, Кинсли.
Кинсли закрыла глаза от боли, которую эти слова вызвали в ее сердце. Она ненавидела это. Она ненавидела то, что не могла утешить его, быть с ним рядом.
Я могу ему кое-что дать.
Надежда, однако, была опасной штукой. Как часто она цеплялась за нее только для того, чтобы ее забрали? Надежда может заставить почувствовать себя на вершине мира, а затем вырвать его прямо из-под ног.
Но надежда также могла поддерживать во тьме. Даже если она была такой же маленькой, как мерцающее пламя свечи, это уже что-то. Что-то, что могло согреть Векса долгими, темными ночами.
Если бы только Векс подождал, если бы только он поговорил с ней…
Но она знала, почему он этого сделал. Он пожертвовал собственным счастьем, чтобы Кинсли могла вернуть свою жизнь и семью. Если бы только он понял, что он — это та жизнь, которую она предпочла бы всему остальному.