— Там люди, — сказала она. — Они могут мне помочь.
Он заговорил, его шепот был почти безумным, а тело дрожало.
— Мне нужна помощь, — она прошла мимо огонька и нырнула в туман. — Я здесь!
На ее правом запястье разлилось тепло, но она едва это заметила. Ей нужно было попасть домой, нужно было сказать своей семье, что с ней все в порядке. Воздух был таким тяжелым и густым, что она ничего не видела и едва могла дышать. Казалось, что сам туман пытается преградить ей путь. Она подняла руки перед собой, чтобы нащупать препятствия на своем пути.
Тепло на ее запястье переросло в обжигающий жар, посылая волны боли вверх по руке. Кинсли зашипела и обхватила это место другой рукой, сжимая, ища хоть какого-то облегчения, даже когда продвигалась вперед.
Эти голоса звучали дальше.
Она снова позвала, умоляя о помощи, о внимании, о чем угодно, и боль в руке стала такой сильной, что она пошатнулась. Каким-то образом ей удалось удержаться на ногах. Каким-то образом она продолжала двигаться.
Неразборчивые мольбы огонька усилились вместе с ее болью. Кинсли стиснула зубы. Огонь вспыхнул в ее венах, пробежал по позвоночнику и затопил голову, вонзая обжигающие когти в каждый уголок ее разума. Крик вырвался из ее горла. Он нарастал со взрывным давлением, обжигая почти так же сильно, как боль, но не выходил наружу.
До тех пор, пока боль не заставила ее упасть на колени. Мир головокружительно закружился вокруг нее. Кинсли зажмурилась и наклонилась вперед, уткнувшись лбом в руки, чувствуя, как каждый мускул напрягся от агонии.
Все замерло. Давление тумана прекратилось, и голоса уступили место тишине, такой полной, что она была оглушительной.
Нерешительно Кинсли открыла глаза и подняла голову. Ее запястье обвивала светящаяся зеленая, похожая на татуировку полоса из плюща и шипов. Ее свечение померкло, а вместе с ним и боль, оставив после себя лишь трепещущее воспоминание. Она провела большим пальцем по коже.
Метка исчезла.
Что со мной происходит?
Нахмурив брови, она медленно присела на корточки и огляделась по сторонам.
Она больше не была в тумане. Она даже не была в лесу.
Кинсли лежала на подстилке из мха в центре небольшой впадины, окруженной кругом стоячих камней, каждый из которых был около пяти футов высотой. Вырезанные на них руны, были разнообразными и замысловатыми, и они излучали свой собственный эфирный зеленый свет, который тускло освещал комнату. Толстые, узловатые корни деревьев спускались сверху, расщепляясь и углубляясь в землю по всему кругу без единого ответвления, пересекающего его.
За этими корнями она могла различить только каменные стены, некоторые из них были фигурными, некоторые — естественными, с вкрапленными в них гроздьями слабо светящихся кристаллов.
Дерево.
Она была под деревом, стоявшим в центре коттеджа.
У Кинсли вырвался крик, когда она впилась пальцами себе в бедра. Он был вызван гневом и разочарованием, беспомощностью и страхом.
Когда крик затих, она стиснула ткань ночной рубашки в кулаках и зарычала.
— Ты настойчивое создание, — сказал хозяин дома, и его глубокий холодный голос эхом отразился от камня. — Но здесь твое упрямство принесет только страдания.
ГЛАВА 6
Кинсли вскочила на ноги и развернулась, выискивая в темноте эти светящиеся красные глаза, но их нигде не было видно.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она. — Кто ты? Что ты такое?
— Ты притащила грязь в мой дом, человек, — его ответ прозвучал со всех сторон, направление невозможно было определить из-за эхо. — Ты должна помыться. Тогда мы займемся выполнением нашего контракта.
Выполнение их контракта, в котором говорилось, что она должна была родить от него ребенка?
Отчаяние пронзило ее сердце.
— Нет, — сказала она.
Часть тьмы переместилась за корни, но Кинсли слишком быстро потеряла направление.
Он зарычал.
— Я могу забрать твою жизнь так же быстро, как восстановил ее. Ты…
С колотящимся сердцем Кинсли повернулась на месте, все еще ища его.
— Я не просила об этом! Я не просила быть запертой здесь в качестве твоей… твоей… племенной кобылы!
— Нет, ты попросила жить, и я предложил это за плату. Жизнь за твою жизнь. Я спас тебя, и взамен ты родишь мне ребенка.
Ты моя.
Она схватилась за правое запястье, за то запястье, которое он держал той ночью, и покачала головой.
— Я была под давлением! Я… я умирала. Я бы сказала все, что угодно.