Хватит. Я должен сосредоточиться на текущей задаче.
Доверяя огонькам сохранять бдительность, Векс направил свою волю на процесс придания формы, на борьбу с физической формой из эфира. Нити зеленой магии закружились вдоль стола, еще больше струилось за его спиной, образуя пары рук, которые поплыли доставать тарелки и приборы из шкафчиков.
Перед Кинсли появилась еда. Жареный картофель и морковь, свежий хлеб, масло, большой ломтик сыра, суп с луком-пореем, репчатым луком и капустой и жареный фазан.
Округлив глаза и разинув рот, Кинсли наблюдала, как материализуется еда.
Векс ухмыльнулся.
— Пока твой рот открыт, смертная, ешь.
ГЛАВА 11
Несмотря на все, что Кинсли пришлось пережить за последние пару дней, она не могла поверить в то, чему только что стала свидетельницей. Еда, стоявшая перед ней, выглядела настолько реальной, что к ней можно было прикоснуться, настолько реальной, что она могла ощутить ее запах — сладкий дрожжевой аромат свежеиспеченного хлеба, специи в картофеле и моркови и пикантный аромат сочного мяса.
Тем не менее, все выглядело так, как будто… Это напомнило ей фильм, который она смотрела в детстве, «Крюк», где Потерянные Мальчики буквально воображали, что их еда существует.
— Это все настоящее? — спросила Кинсли, дотрагиваясь до грудки жареной птицы. Она почти ожидала, что палец пройдет сквозь фазана, как сквозь голограмму или мираж, но этого не произошло. Птица была твердой и горячей.
Ее похититель тихо вздохнул.
— Я думал, во время еды нужно класть еду в рот, а не болтать.
Она подняла на него глаза.
— Ты только что сотворил целое блюдо из воздуха.
Его брови сошлись к переносице.
— Я прощу тебе это грубое упрощение, если ты прекратишь задавать вопросы и поешь.
Она откинулась назад, когда пара призрачных рук взметнулась и поставила перед ней тарелку, миску и столовые приборы. Другая пара принесла кувшин с водой и две деревянные чашки.
Кинсли заморгала, глядя на все это.
— Ты такой властный.
— А ты такая… человек, — он указал на еду рукой с длинными пальцами, прежде чем выдвинуть другой стул, откинуть подол своей туники и сесть.
Решив не реагировать на то, что он сказал «человек» как оскорбление, Кинсли настороженно посмотрела на него.
— Значит, ты остаешься.
Он отломил кусок хлеба, привлекая ее внимание к когтям на кончиках пальцев.
— Я приготовил это блюдо. Разве я не имею права попробовать его?
— Я не говорила, что ты не можешь. Наверное, я просто подумала, что ты не захочешь сидеть и есть с простой смертной.
Взяв со стола нож, он зачерпнул кусочек масла и намазал его на хлеб, его движения были столь же грациозны, сколь и агрессивны.
— Я не хочу. И все же неприятности часто неизбежны.
Он протянул руку и положил намазанный маслом хлеб на ее тарелку.
— Ешь.
— Если ты еще раз прикажешь мне поесть, я…
Эти темно-красные глаза сузились в яростном взгляде, призывая ее закончить свою угрозу.
Сморщив носик, Кинсли взяла хлеб и откусила кусочек. Сливочное масло, тающее на теплом, мягком хлебе, казалось раем во рту. Она откусила еще кусочек, даже не проглотив первый.
— Не жди, что я скажу тебе спасибо, — сказала она с набитым ртом.
Ее похититель закатил глаза и оторвал еще один кусок хлеба.
— Судя по тому, что я узнал о тебе, человек, благодарность — это последнее, чего я ожидал.
— Ты ничего обо мне не знаешь.
— Единственное, что мне нужно знать о тебе, это то, что ты согласна…
Огоньки вспыхнули, трепеща по обе стороны от него. Их навязчивый шепот заполнил уши Кинсли, когда ее похититель уставился на маленьких существ, его рот скривился в хмурой гримасе. Он намазал хлеб маслом, на этот раз с гораздо большей агрессией, чем изяществом, и вонзил в него клыки.
Он был похож на ребенка, которого только что отругали.
Кинсли наблюдала за ним, забавляясь.
— Ты собираешься закончить свою мысль или…
Он повернулся к ней с хмурым взглядом.
— Ты закончила есть?
Она уставилась на него, нарочито медленно отправляя в открытый рот последний кусочек хлеба, который он ей дал.
— Неа.
Один из огоньков приблизился к его уху и заговорил с ним, его голос был едва слышен Кинсли.
— Значит, ты можешь их понимать? — спросила она.
Не глядя на нее, он оторвал фазанью ножку и положил ей на тарелку.
— К сожалению, да.
— У них есть имена?
Огоньки повернулись к ней.