Она пробежала взглядом по спине Векса, когда он отошел. От него исходило напряжение, и воздух вокруг него потускнел и исказился. Она знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, что сейчас не время настаивать на дополнительных ответах.
— Нам позволено хранить секреты, — мягко сказала она.
Особенно когда речь идет о жизни и смерти…
— Действительно, — сказал он, бросив на нее взгляд через плечо. — А секреты имеют ценность, человек. Их никогда не следует отдавать.
— Ты бы сказал то же самое об именах?
Векс повернулся к ней, прищурив глаза.
— Да, — он преодолел разделяющее их расстояние, его взгляд пригвоздил ее к месту. — Не то чтобы ты легко выдала свое настоящее имя.
Кинсли склонила голову набок.
— В смысле, я же его сказала!
— И ты думаешь, что ничего не получила взамен?
— Может быть, я неправильно поняла нашу сделку, но я не помню, чтобы мое настоящее имя было частью цены. Ты все равно потребовал его от меня.
— Оно было необходимо, чтобы скрепить наш договор, Кинсли.
— В человеческом мире для действительности контракта потребовались бы имена обеих сторон.
Тень порхала рядом с Вексом, предупреждающе сверкнув на него глазами и что-то быстро говоря.
— Это не мир смертных, — прорычал Векс, отмахиваясь от огонька, — и твоя клятва остается обязательной.
Кинсли сердито посмотрела на него и уперла руки в бока.
— Верно. Я должна родить тебе ребенка. Большое спасибо за напоминание.
Она развернулась к двери, желая убраться от него подальше. Ее гнев усугублялся слезами, жгущими глаза. На мгновение она даже посочувствовала ему. Она видела его страдания. Когда он проявлял эти маленькие признаки сострадания и доброты, когда он предлагал эти крошечные проблески человечности, было легко забыть, почему она вообще была здесь.
Но в конце концов он всегда напоминал ей об этом, не так ли?
— Остановись, — приказал Векс.
Она проигнорировала его.
Его рука сомкнулась на ее запястье, заставив резко остановиться.
Кинсли снова посмотрела на него и дернула за руку.
— Отпусти меня.
— Я остановил тебя, чтобы… принести свои извинения, Кинсли.
— Ну, у тебя это ужасно получается. Отпусти.
Вместо того чтобы отпустить ее, он притянул ее ближе с такой плавностью и непринужденностью, что казалось, будто она и не пыталась сопротивляться. Она положила свободную руку ему на грудь, напрягая ее, чтобы сохранить хотя бы такое расстояние между ними, и посмотрела на нее, отказываясь встречаться с ним взглядом.
— Посмотри на меня, — позвал он ее.
Когда она не подчинилась, он взял ее за подбородок и заставил поднять лицо к своему. Наконец, она посмотрела на него. Гнев, который так сильно исказил его черты, исчез. Только печаль и сожаление, более глубокие и древние, чем она могла себе представить, остались в его глазах. Часть ее гнева спала, и ее рука расслабилась.
— Выслушай мои слова, Кинсли, — сказал он, поглаживая ее подбородок большим пальцем, — потому что они произносятся нелегко. Мое поведение было… неприемлемым. Я сказал, что тебе не нужно страдать здесь, и все же каждое мое слово, каждый мой поступок не приносили тебе ничего, кроме как новые страдания. За это я прошу прощения.
— Это извинение было лучше, — сказала она, хотя и немного неохотно.
Тень улыбки пробежала по его лицу, слегка приподняв уголки губ, и зажгла очаровательный огонек в глазах. Но его тон был серьезным, когда он продолжил:
— Я знаю боль от того, что все, что ты знаешь, отнято. От… от потери твоего мира. Никто не облегчил мне эту боль, но я облегчу твою, если ты только позволишь мне узнать, как это сделать.
Векс придвинулся ближе, кончики его пальцев оставили после себя волнующее покалывание, когда прошлись по ее подбородку и шее. Ее губы приоткрылись.
— Хотя мы по-прежнему связаны, я не стану навязываться тебе, Кинсли.
Его рука опустилась еще ниже, к ее ключице, где его большой палец коснулся впадинки на шее. Ее пульс участился. Все, что она могла делать, это стоять, едва дыша, не сводя с него пристального взгляда.
— Я не возьму от тебя ничего, кроме того, что ты предложишь по собственной воле, — его умелые, сводящие с ума прикосновения прошлись по ее ключице, затем опустились, чтобы коснуться выпуклостей груди. Кончики его когтей посылали шепот удовольствия прямо к ее сердцевине. — Я даже не прикоснусь к тебе, — он внезапно убрал руки и сделал шаг назад, разрывая всякий контакт с ней, — пока ты не попросишь меня об этом.