Она судорожно втягивала воздух, поднимая дрожащие пальцы к ветке. Кора была шершавой и твердой. Словно во сне, она провела пальцами по ветке до того места, где та вонзилась ей в живот. Они оказались мокрыми и липкими от крови.
— О Боже, — прохрипела она, и эти слова вызвали еще одну волну боли. — О Боже, о Боже, о Боже…
Каждый ее вдох был новой агонией, нарастающей и нарастающей. Она закричала.
Звук перешел во всхлипывания и тихий, жалобный скулеж, когда Кинсли закрыла глаза и слабо ухватилась за ветку.
— Этого не может быть…
Слезы текли по ее щекам. Она была совсем одна, посреди глуши, пронзенная и пригвожденная на месте веткой.
Она умрет здесь.
Мой телефон!
Она открыла глаза и посмотрела на пассажирское сиденье. Сумочка исчезла, ее место заняли разбитое лобовое стекло, лесной мусор и сгущающийся туман. Она перевела взгляд на пол. В полумраке едва виднелась перевернутая сумка. Дрожащими пальцами она расстегнула ремень безопасности. Ветка помешала ему полностью втянуться, но это освободило ее плечо.
Кинсли потянулась за сумочкой, и крик сорвался с ее губ, когда тело дернулось на ветке. Теплая жидкость потекла по животу.
Ты не должна двигаться!
Но какой у нее был выбор? Другого способа позвать на помощь не было.
Учащенно дыша, Кинсли осмотрелась в поисках чего-то полезного, чего угодно.
Движение справа привлекло ее внимание к окну со стороны водителя. Только зазубренные осколки треснувшего стекла остались по краям. Светящаяся синяя сфера кружила вокруг тонкой маленькой палочки, свисавшей снаружи.
Оно… помогало ей?
Она просунула руку в отверстие, схватила палочку и выломала ее. Втащив ее в машину, она повернулась к своей сумочке, вытянув руку как можно дальше. Но палочка была слишком короткой.
Стиснув зубы, она наклонилась еще немного вперед. Жгучая боль охватила ее, когда ветка воспротивилась. У нее перехватило дыхание, перед глазами заплясали черные точки, из-за чего она едва не выронила палку, пытаясь остаться в сознании. Она издала мучительный рык и заставила себя еще немного передвинуться по ветке.
Палочка зацепилась за ремень сумки, и Кинсли всхлипнула, осторожно подтягивая ее к себе.
Но как только вес сумки натянул лямку, палочка прогнулась от напряжения.
— Пожалуйста… Нет…
Она сломалась. Сердце Кинсли остановилось, и время замерло.
— Нет! Нет, нет, нет, нет!
Она отбросила сломанную палочку и обеими руками ухватилась за проткнувшую ее ветку. Впившись ногтями в дерево, она попыталась вытащить его, одновременно упираясь спиной в сиденье. Ее мучительный вопль перекрыл шум дождя. Головокружительная волна боли пронзила ее, и из живота хлынул поток горячей крови, когда тело соскользнуло по ветке.
Но сама ветка не сдвинулась с места, и она только причинила себе еще больший вред.
Она ускоряла неизбежное.
Стоп, стоп, стоп!
Побежденная, Кинсли опустила руки и уронила голову на спинку. Слезы текли по ее щекам, а плечи сотрясались от мучительных криков. Но ее боль была заглушена штормом. Она была в ловушке, и никто не придет. Помощи ждать было неоткуда.
И она умирала.
Светящаяся сфера приблизилась к ней. Она потускнела, и ее неразборчивый шепот приобрел, несомненно, печальный оттенок. Даже находясь так близко, она не могла понять, что это было, не могла понять, было ли что-то излучающим свет, или это был сам свет. В любом случае, это было все, что у нее оставалось. Ее последняя надежда.
— Пожалуйста, — прошептала она. — Помоги мне.
Сфера исчезла, оставив Кинсли одну в темноте.
Она закрыла глаза.
— Я не хочу умирать.
Еще больше слез потекли по ее щекам и подбородку. Она подумала о своей семье, о том, как они будут огорчены, когда не смогут связаться с ней, об их опустошении, когда они в конце концов узнают, что произошло. Она подумала о местах, которые все еще мечтала увидеть, о вещах, которые все еще хотела сделать. Она подумала о Лиаме и о жизни, о которой они мечтали. О жизни, которую они пытались построить.
Она думала о жизни, которую у нее отнимали снова, и снова, и снова.
Она подумала о жизни, которой у нее никогда не будет.
Лед расползался внутри Кинсли, проникая в каждую вену, сковывая каждую мышцу, пропитывая каждую кость. Он вытеснял все воспоминания о тепле и уюте. Промежутки между ударами сердца растягивались, приближаясь к вечности. Она чувствовала, как угасает. Как падает в темноту, что смыкается вокруг.
Звук дождя приглушился, словно и его поглощала эта тьма.
— Ты говорила правду, — раздался голос прямо за дверью машины — низкий, бархатистый, мужской. Что-то теплое коснулось ее щеки, уверенно, но бережно, и повернуло ее лицо к окну.