— Я все еще сплю, — сказала она. Иначе зачем бы Вексу быть здесь, в постели с ней, полуобнаженному, лаская ее лицо с такой нежностью?
Векс обхватил ее щеку большой ладонью, заставив посмотреть ему в глаза, и сверкнул белыми клыками в улыбке.
— Если это сон, Кинсли, то наверняка мой собственный.
Кинсли нахмурила брови.
— Это не сон?
— Не сон.
Она посмотрела на свою руку у него на груди.
— Я не сплю?
Векс провел ладонью по ее руке, пока не накрыл ее пальцы, надежно удерживая на месте.
— Похоже на то.
— Я проснулась… Я… — ее глаза расширились. — Ты проснулся!
Она прикоснулась тыльной стороной другой руки к его лбу. Он больше не горел в лихорадке, и хотя при свете камина было трудно сказать наверняка, казалось, что его болезненная бледность исчезла.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
Уголок его рта приподнялся.
— Мне уже давно не было так хорошо. А ты, Кинсли? Мне сказали, что ты всю неделю почти не отдыхала.
Тепло залило ее щеки, когда она опустила руку к животу. Он отказался отпустить другую, крепче обхватив ее пальцами.
— Я в порядке. Я… — Кинсли оторвала взгляд от Векса, только тогда заметив, что ее окружает. — Я снова в твоей комнате. В… твоей постели.
— Тебе нужен был отдых, — ответил он, запуская пальцы в ее волосы, — поэтому я принес тебя сюда. Здесь гораздо удобнее, чем в лаборатории, не так ли?
Упоминание лаборатории только напомнило ей обо всем, что она видела во время его медленного выздоровления. Много раз его магия превращала комнату в давно минувшие места, и эти иллюзии были такими яркими, такими реальными. Такими душераздирающими.
Она видела, как ребенком Векс, испуганный и одинокий, смотрел на пылающие руины всего, что он когда-либо знал. Его люди, его семья, его дом — все исчезло, охваченное пламенем такой силы, что Кинсли почти ощущала его жар.
Его исцеляющий сон был каким угодно, только не безмятежным. Во время каждой призрачной сцены она видела боль, отражавшуюся на его лице, чувствовала напряжение в его извивающемся, охваченном лихорадкой теле. И он успокаивался, только когда она клала на него руки и говорила с ним.
Кинсли могла подумать, что эти кошмары проецируются из его подсознания, но огоньки сказали ей, что иллюзии вовсе не были снами — они были воспоминаниями. Его воспоминаниями.
Она видела одиночество в его глазах, когда он стоял в своей башне, глядя вниз на деревню гоблинов. Живая музыка, доносившаяся снизу, казалась печальной и призрачной из-за расстояния, отделявшего ее от Векса. Но она увидела нечто большее за его маской.
Тоска. Тоска и проблеск надежды.
Векс так много потерял в столь юном возрасте, и он, должно быть, так долго чувствовал себя одиноким…
Даже в те, казалось бы, безобидные моменты Векс — ее Векс в настоящем — был беспокойным во сне. Он корчился и бормотал, его тело было таким же напряженным, как и во время более ужасных сцен.
Она задавалась вопросом, почему эти воспоминания так взволновали его, пока не вспомнила, что он сказал в библиотеке.
Моя башня была разрушена. Вокруг меня разрушался камень за камнем. Все, что я построил, все, что я стремился защитить… уничтожено.
Его беспокойство было вызвано чувством вины, горем и болью из-за того, что он потерял.
Не только из-за того, что у него отняли, но и из-за того, кто это сделал.
Слезы тоски и ярости навернулись на глаза Кинсли. Все, что Векс выстрадал, все, что он пережил, меркло по сравнению с тем, что сделала королева фейри.
Она сделала Векса своим рабом и угрожала убить всех в его владениях, чтобы удержать его. И Кинсли знала, что угроза была приведена в исполнение.
Кинсли прижала пальцы к его груди.
— Векс, то, что я видела, пока ты спал…
Он стиснул челюсти и согнул пальцы, уколов когтями кожу головы Кинсли.
— Что ты видела?
— Я видела тебя. Твое прошлое, других гоблинов в твоей башне,… королеву.
Хотя его кожа побледнела, выражение лица Векса потемнело. Его тело не расслабилось.
— Ах. Это… прискорбно.
Слеза скатилась из уголка ее глаза и потекла по волосам под его ладонью.
— Я так сожалею обо всем, через что тебе пришлось пройти. Обо всем, что ты потерял.
Между его бровями образовалась складка, а губы приоткрылись в беззвучном вздохе.
— Тебе не о чем сожалеть, Кинсли. Все, чему ты была свидетелем, произошло давным-давно. Это в прошлом, где и останется.
— Прошлое остается с нами, Векс. Я знаю это слишком хорошо. Боль, которую я видела… это была не боль, которую ты похоронил в прошлом, это боль, которую ты все еще носишь в себе. Она все еще здесь.