Она была совершенством.
И она принадлежала ему.
Напряжение сковало его конечности, когда наслаждение достигло новой, невозможной высоты. Его самоконтроль держался лишь на тонких нитях, и эти ощущения обрывали каждую, одну за другой, пока, наконец, путы не лопнули.
С рычанием он подался бедрами вперед, полностью погружаясь в нее.
Кинсли ахнула и выгнула спину, прижимаясь твердыми сосками к его груди.
Векс с трудом восстановил контроль над собой и остановился. Ее влагалище пульсировало вокруг него. Он чувствовал каждую дрожь, какой бы незначительной она ни была, каждое подрагивание, чувствовал даже биение ее пульса. Она идеально подходила ему. Ее тело приветствовало его, манило, молило о большем и предлагало все взамен.
Никогда ни с кем он не был так связан. Никогда ни с кем он не был так близок.
Все это желание, ревущее в его душе, словно ненасытный зверь, вся эта жажда — ничто не могло помешать ему ценить этот момент, эту близость. Ничто не мешало ему восхищаться своей Кинсли.
— Мы одно целое, моя пара, — прохрипел он, наклоняя голову, чтобы коснуться губами ее лба. Даже это небольшое движение вызвало достаточно трения, чтобы потрясти его до глубины души и заставить учащенно забиться сердце.
Приподняв колени, Кинсли запрокинула голову и проложила дорожку поцелуев вдоль его подбородка к уху, где прошептала.
— Пожалуйста, не останавливайся.
Векс отвел бедра и поднял голову. Глядя ей в глаза, он толкнулся снова. На этот раз дрожь охватила их обоих.
— О Боже, я чувствую эти выступы, — Кинсли поднесла руку к его лицу и погладила шрамы у глаз, прежде чем запустить пальцы в его волосы.
Несмотря на ошеломляющие ощущения, переполнявшие его, Векс был преисполнен гордости. Уголок его рта приподнялся, когда он снова вошел в нее.
— Мой член доставляет тебе удовольствие?
— Очень сильное, — сказала она со стоном. Ее лоно сжалось вокруг его члена, когда он снова вышел.
Этот стон подстегнул его, и он продолжил входить в свою пару медленными, размеренными толчками, каждый из которых был глубже предыдущего. Она двигалась с ним, текла с ним в полном единении. Их пальцы оставались плотно переплетенными, ни один не желал разрывать связь.
В его венах полыхал ад, жестокий и мучительный, блаженный и волнующий, ни с чем не сравнимый. Пламя разгоралось все сильнее с каждым движением, которое они с Кинсли разделяли. Векс приветствовал этот жар, принимал его, жаждал его.
Тот же огонь горел и в ее сине-фиалковых глазах, не просто отражение, а точная копия, родственное пламя, такое же яростное, такое же всепоглощающее.
Как долго он, сам того не ведая, ждал ее? Сколько веков он терпел пустоту, которую не осознавал, потому что она была единственным, кого ему не хватало, в ком он нуждался, кому был предназначен судьбой?
Он не знал, как его жизнь, полная трагедий и боли, дошла до этого момента, но он знал, что этот момент всегда был предопределен. И он ни на что бы не променял его.
Это было не просто слияние их тел, движимых одиночеством и отчаянием. Он чувствовал ее душу, ее жизненную силу, уже приправленную его собственной, танцующую с его душой, безвозвратно сплетающуюся воедино. Он чувствовал, как эта связь — связь, которая превосходила любую данную ими клятву, любую перенесенную ими боль, любое проклятие, которое их преследовало, — соединяется во что-то нерушимое.
— Моя Кинсли, — прохрипел он, его ритм становился все более настойчивым. — Моя пара, мой лунный свет.
Она шире раздвинула бедра и встречала его, толчок за толчком, приглашая его все глубже. Нахмурив брови, она крепче сжала его руку. Ее голос был напряженным, болезненным и грубым, когда она сказала:
— Векс, ты мне нужен.
— Я здесь.
Он опустил голову и накрыл ее рот своим, когда Кинсли напряглась вокруг него. Она вскрикнула, и он жадно вобрал этот крик в себя. Ее ногти царапнули кожу его головы, а лоно сжалось вокруг члена, засасывая и втягивая, опаляя исходящим от нее жар.
Удовольствие Кинсли стало его погибелью.
Мышцы напряглись, из-за чего ритм сбился, а дыхание застряло в горле. Давление внутри него усилилось, внезапно став слишком сильным, чтобы он мог его выдержать, и каждое крошечное движение тела Кинсли только усиливало это ощущение.
Мысли Векса путались. Все, чего он хотел, все, что он видел и делал, все, что он испытал и выстрадал, все это разбилось на бессмысленные осколки, за исключением одного — его пары.
Рычание вырвалось из его горла, а крылья раскрылись, когда из него изверглось семя. Свободная рука метнулась к ее бедру, удерживая Кинсли на месте. Он продолжал энергично и беспорядочно двигать бедрами, сопротивляясь обещанному оргазмом забвению как можно дольше.