Я поняла, что он сожалеет. Если бы мужчина знал заранее, то не прикоснулся бы ко мне.
Получается, я была права? Ему не нужна девственница.
— И ты пришла работать сюда? — обвиняюще спросил он. — Тебе настолько плевать на себя?
— Я не думала, что они поступят так! — исступлённо крикнула, сжав ладони в кулаки.
— Тебе нужно перестать быть наивной! — сквозь зубы произнес Рахманов.
— Не учи меня!
— Я буду тебя учить!
Он ринулся ко мне и, взяв за плечи, быстро поднял с пола. Только мои ноги не слушались, онемели, а высокие каблуки вовсе представлялись орудием пыток.
Марат сразу уловил моё состояние. Легко подхватив на руки, донёс до кровати и усадил. Я уперла ладони в матрас, ногтями цепляясь за край. Затем сокрушённо опустила плечи.
— Лиля.
Его голос пробрал меня до ледяных мурашек. Я смиренно перевела взгляд на моего преподавателя.
Какое-то время он смотрел на меня сверху. Глаза внимательно изучали черты моего лица. Желваки играли на его скулах. Он решал, что делать. Со мной?
С нами?
Я боялась. И ждала с нетерпением.
Хотелось, чтобы Марат сказал, как я ему нужна. Что моя невинность не препятствие. Что ради меня он бросит Вику.
Произнесет вслух, что я нравилась ему не из-за того, что он хотел меня.
А потому что был влюблен.
— Ты уйдёшь из «Космо». Это не просьба, Лиля, — стальные нотки голоса заставили сжаться каждую клеточку моего тела.
— Хорошо, — оторопела прошептала.
Я и сама решила уволиться. Он показал мне, что могло случиться. Так сказать, доказал на практике. Преподал урок. Я его усвоила.
Неожиданно мужчина присел на одно колено. Пульс застучал в ушах, когда он дотронулся до моей ноги. Теперь Марат поднимал взгляд, чтобы встретиться с моими глазами.
— Станешь работать на меня, — он провел ладонью от колена до щиколотки. — Как я и предлагал, будем встречаться в офисе.
— Марат…
Он опасливо качнул головой, вырывая с корнем мой протест и уничтожая.
— Никаких возражений, Лиля.
— А условия? — пролепетала, закусывая нижнюю губу. — Я хочу договор.
Дерзкое предложение. На грани безумия такое заявлять. Однако мужчина сам был готов обсудить детали.
— Поздно, — строго ответил он, вызывая дикий страх.
— Но почему?
Казалось, мои слова были такими безмолвными, что утонули в напряженной тишине комнаты.
Он аккуратно снял мою туфлю.
— Теперь будешь хотеть только то, чего я хочу. И поверь, моя упрямая девочка, ты будешь сама желать этого.
Марат потянул мою ступню вниз, призывая поставить её на пол.
— Будешь просить меня. Умолять, чтобы я продолжил.
Каждое слово било по натянутым нервам.
Он снял вторую туфлю.
— Не слышу твоего ответа, — в его глазах плескались искры.
— Я буду твоей.
Моё сердце колотилось, будто сумасшедшее, и разгонялось ещё быстрее. Я собиралась дать обещание, которые не собиралась выполнять. Марат не сказал самого главного — почему он хотел быть со мной.
А его шлюхой я не желала быть.
— Станешь моей девочкой?
— Да. Обещаю.
Мужчина поднялся на ноги и вытянул ладонь.
— Будешь ещё сбегать?
— Нет, — упорно мотала головой. — Никогда. Я буду слушаться тебя.
Приняв его руку, я встала. В ногах была такая легкость, приятно стоять босиком.
— Моя покорная девочка, — блуждающая улыбка коснулась его губ, явно предвкушая горячие вечера.
— Твоя, Марат, твоя, — дрожаще прошептала, утопая в его обволакивающем взгляде.
— И ты согласна…
— На всё, — объявила свой фальшивый приговор.
Ещё не зная, что его придётся выполнить.
Он довольно кивнул.
— А теперь иди, — ласково прошептал мой преподаватель. — Скажи им, что я всё получил. Об остальном не беспокойся.
В понедельник я забежала в университет лишь для одной цели — подать заявление на отчисление с курса Рахманова.
Заведующая кафедрой с ужасом в глазах допрашивала, что произошло, и просила остаться. Но я отмахивалась от вопросов и неумолимо требовала принять заявление.
— Что мне сказать, когда Марат Ильясович спросит?
Женщина беспокойно постукивала ногтём по столу.
— Непреодолимые разногласия, — сердито бросила я, заводясь. — Пожалуйста, не уговаривайте меня. Я всё решила. На Орион тур свет клином не сошёлся. Есть другие компании. Жаль, что я поздно это поняла.
Она устало вздохнула, хотя было только утро.