— Виноват, одна, герр майор!
— Выполняйте!
Комиссар тюрьмы выбежал отдавать приказание. Когда же возвратился, Вайцель уже расхаживал по кабинету и посасывал мятный леденец.
— Герр майор, советник Линц опять интересовался, выполнил ли я его приказание, — вкрадчиво проговорил комиссар тюрьмы. — Он угрожал взысканием, если я немедленно не освобожу Ивана Сокола.
— Сколько вы их уже имеете?
— Взысканий? Много… Девяносто шесть, — неохотно ответил комиссар тюрьмы.
— И все — за один и тот же грех?
— Господин надворный советник, у меня нет грехов. Если я держу арестантов больше положенного срока, в этом я не виноват, я выполняю службу и ваш…
— Да, да! Вы это делаете по моему приказу. А потому на взыскания не обращайте внимания.
— Но…
— Хорошо, хорошо, я поговорю с прокурором Линцем, а пока и на этот раз воздержитесь выполнить его приказ. Мы не можем так просто выпустить Сокола, мы должны приставить к нему своих людей. Необходимо еще хотя бы неделю подержать его.
— Слушаюсь, герр майор!
— Вы не обижайтесь, голубчик Кранц, что герр прокурор строг с вами. Понимаете, нельзя допустить, чтобы думали, якобы у нас здесь творятся беззакония, произвол, будто мы можем, независимо от срока осуждения, держать арестанта в тюрьме сколько нам вздумается. Чтобы оградить закон от подобных нападок, прокурор делает вам выговоры. Вы не должны воспринимать их как взыскание и огорчаться. Наоборот, вы должны гордиться ими, как офицер своими ранениями, полученными в сражениях за нашу империю. Эти выговоры — не взыскания, а награда для вас.
— Рад служить нашему добрейшему цисарю Францу-Иосифу! — щелкнул каблуками комиссар тюрьмы, а про себя подумал: «Ну и хитер! Да если выговоры ты считаешь наградами, то помоги тебе бог вместе с прокурором Линцем получать их вдвое больше, чем я!»
Мысли Кранца прервал надзиратель: он привел арестанта из сто пятой камеры.
— Прошу, садитесь, пан Стахур, — обратился Вайцель к арестанту.
— Разрешите быть свободным? — спросил надзиратель у комиссара тюрьмы.
— Мы можем идти, герр майор? — в свою очередь обратился Кранц к Вайцелю.
— Да, вы свободны. Я вызову, когда будете нужны.
Комиссар тюрьмы и надзиратель удалились.
— Присаживайтесь поближе, пан Стахур, — Вайцель указал на стул у письменного стола.
Стахур сел.
— Вы хотели меня видеть?
— Да, — тихо произнес арестант, пронизав Вайцеля пристальным взглядом. — Я еще утром хотел вас видеть…
— Мне передали, но я был как раз занят, — дружелюбно сказал Вайцель. — Значит, согласны?
— Да.
— Вот и чудесно! Только зря поссорились со мной. Я уверен, что вы разумный человек и поймете, кто ваш настоящий друг. Итак, вы согласны помогать мне бороться со смутьянами и бунтовщиками? Имейте в виду, я вас не считаю таким. То, что вы оказались вместе с ними, я объясняю случайностью. Рабочие выступали против Калиновского, который… Да, да, мне известно: его отец мошенническим путем завладел нефтеносным участком земли, принадлежавшим вашему отцу. Вы хотели отомстить ему. Но промысел поджег другой человек, вы тут ни при чем. Кто поджигатель — нам уже известно.
— Конечно, я случайно оказался среди них. Они выступали против хозяина поляка. И этого хозяина, и этих рабочих я… я ненавижу!
— Можете ненавидеть поляков сколько вам угодно, никто вам мешать не станет. А вот рабочих… Вы можете их тоже ненавидеть, однако о вашей ненависти никто не должен знать, кроме меня. Рабочие-поляки должны считать вас своим другом. Так и вам будет лучше, и нам…
Стахур в знак согласия кивнул головой.
— Вы до конца держались с ними, никого не выдали, чем завоевали их уважение. Они вам вполне доверяют.
— Вы так думаете?
— Я не только думаю, а располагаю совершенно точными сведениями. Полиция на основании предположений выводов не делает. Предположение — трамплин к расследованию, но выводы можно делать только на основании неопровержимых фактов.
Вайцель взял с письменного стола несколько листков, которые он только что прочел, и передал Стахуру.
— Прочтите сами и убедитесь, каким авторитетом вы пользуетесь у рабочих.
С любопытством и некоторым недоверием Стахур взял протянутые Вайцелем листки тонкой бумаги с отпечатанным на машинке текстом. Наверху справа было написано: «Секретно!», а посередине — «Донесение надзирательной службы по камере 41 «А». Далее шла подробная запись разговора двух рабочих о Стахуре. Фамилии рабочих были ему знакомы, и такая подробная запись их разговора удивила Стахура.