Поэтому считать галлюциногенность побочным признаком ядовитости или вообще съедобности или несъедобности у грибов (в отличие от энтеогенных растений) нельзя, и надо рассматривать ее как положительный признак сам по себе. Именно положительный, потому что будь бы он отрицательным, обсуждать сейчас было бы нечего.
Здесь можно зайти и с другой стороны. Нейтральные, никак не влияющие на конкурентоспособность данной особи побочные эффекты, возникшие с положительными мутациями, не элиминируются отбором. Но тогда они обладают свойством, общим для всех нейтральных вариативных признаков. То есть, распространяясь по популяции, они будут встречаться в полном объеме у одних представителеи, в частичном у других и вовсе отсутствовать у третьих. Но разве нам известны грибы, у которых галлюциногенность варьирует в пределах одного вида? Нет, не известны. Каждое плодовое тело любого галлюциногенного вида грибов будет полноценно галлюциногенным, а не галлюциногенным на треть, или четверть, или вовсе не «торкающим». Да, некоторые географические расы отличаются концентрацией активных веществ, могут возникнуть некоторые колебания из-за сезонных особенностей и здоровья самой грибницы, но это то, что у генетиков и эволюционистов называется нормой реакции, а не свидетельство того, что галлюциногенность является нейтральным побочным признаком, выцепленным отбором вместе с чем-то еще более или менее полезным.
Итак, если мысль вами еще не потеряна, мы пришли к выводу, что галлюциногенность – качественный значащий самостоятельный позитивный признак, поддержанный естественным отбором.
Признак этот эволюционно довольно молодой, ведь он рассчитан на такой относительно недавно приобретенный предмет, как развитый мозг, способный почувствовать и интерпретировать психическую атаку. Какие-нибудь насекомые или моллюски это попросту игнорируют и грызут все подряд – и растения, и грибы. Против них приходится искать другую защиту. Отсюда следует, что объект приложения грибных галлюциногенов – именно высокоразвитые животные, обладающие сложными поведенческими реакциями, в том числе и человек. А может быть, и исключительно человек.
Теперь обратимся к еще одному интересному факту: среди галлюциногенных видов грибов нет смертельно ядовитых ни для животных, ни для человека. Почему? Что заставило некоторые грибы встать на путь психоактивности, то есть начать вырабатывать в себе такие свойства, которые позволят им взаимодействовать именно с психикой животных и человека, а не просто спрятаться от них или отправить на тот свет? Какие преимущества получают психоактивные грибы, ибо не будь преимущества, не было бы и психоактивности (см. выше)?
Неодарвинизм, поднятый на небывалую высоту величайшим эволюционистом нашего времени Ричардом Докинзом, уверенно объясняет действие отбора по части даже таких признаков, которые раньше использовались креационистами как неопровержимые доказательства происхождения видов путем творения, ибо с точки зрения естественного отбора объяснить их наличие ранее не представлялось возможным. Это, например, возникновение органа взрывчатой химической атаки у жука-бомбардира, наличие такого качества, как альтруизм, и особенно такие причудливые и вроде бы антиотборные и мешающие нормальной жизни особи признаки, как огромные хвосты у самцов райских птиц и гигантские рога у оленей.
Посмотрите, к примеру, как блестяще неодарвинизм объясняет последний пример с рогами и хвостами. В самом начале самки, возможно, отдавали предпочтение длинным хвостам как в целом желательному признаку у самцов, вероятно, предвещающему половую потенцию и здоровье их обладателей. Короткий хвост у самца мог свидетельствовать о витаминной не достаточности, что в свою очередь указывает на неумение добывать пищу. Или, может быть, короткохвостые самцы недостаточно проворно убегали от хищников и те успевали выдрать им хвосты. Обратите внимание: нам нет необходимости допускать, что короткий хвост как таковой был унаследован генетически; мы рассматриваем его лишь в качестве индикатора какой-то генетической неполноценности. Во всяком случае, независимо от причины давайте допустим, что самки предкового вида райских птиц предпочитали самцов, у которых хвосты были длиннее, чем в среднем в популяции. При условии, что в природной изменчивости длины хвоста у самцов участвует генетическая наследственность, это с течением времени должно было привести к увеличению средней длины хвостов у самцов. Самки следовали простому правилу: осмотри всех самцов и займись тем, у которого хвост самый длинный. Любая самка, нарушившая это правило, оказывалась в проигрыше, даже если хвосты уже стали такими длинными, что осложняли жизнь своим обладателям. Проигрыш объяснялся тем, что самка, не произведшая на свет длиннохвостых сыновей, вряд ли могла рассчитывать на их репродуктивный успех, и ее драгоценная ДНК не смогла перейти бы во внуков. Подобно моде на женские туалеты или на дизайн автомобилей, тенденция к длинным хвостам, однажды возникнув, стала сама набирать силу. Она перестает усиливаться лишь после того, как хвосты становятся столь нелепо длинными (или рога столь огромными и тяжелыми), что создаваемые ими самцам неудобства перевешивают то преимущество, которое они дают в смысле привлечения самок.