Открыла глаза окончательно. Ночь. Ева лежит на диване. На ней натянута чёрная чья-то футболка с какими-то кислотными надписями и черепами. На столе горит лампа, старое кресло придвинуто к изголовью. В нём сидит мрачный Змеёныш и терпеливо протягивает ей стаканчик.
— Какой теперь день? — прохрипела, пытаясь подняться и сесть. Голова снова предательски закружилась.
— Третий. Если ты не о сотворении мира, конечно.
Отступать Илья не собирался, упорно настаивая на идее её покормить.
— Линялый песец… — Ева выдохнула, натурально хватаясь за голову.
— Я на твою кафедру позвонил, — Змеёныш зачерпнул ложку йогурта и настойчиво протянул её Еве.
Та рвано вздохнула, брезгливо понюхала подношение, но рот послушно открыла.
— Ты сдурел, — прошептала устало, глотая кислятину. — Я бы сама разобралась.
— Всё нормально, — вторая ложка тут же возникла у губ. — Ты на официальном больничном до понедельника. С врачом я связался. Завтра бумаги все привезут.
— А? Фигня какая-то… — вяло пожаловалась ему Ева.
— Это да… — Змеёныш покладисто с ней согласился. — Ты, главное, не вибрируй. Мне может счета все и заблокировали, да только страховки остались. И прочие льготы. Как ни крути, но я всё-таки Змеев.
— Ваше высочество, ничего что я вами так запросто? — после четвёртой ложки йогурта, скормленной осторожно и трепетно, Ева нащупала свой сарказм.
— Что вы, сиятельная. После того, как вы облевали мне тапочки, испачкали всю одежду и спите теперь в моей старой футболке и новых трусах, какие между нами условности?
Илья абсолютно беззвучно смеялся. А Ева судорожно подняла край футболки, обнаружила весь масштаб собственного падения и мучительно покраснела. Рука с ложечкой замерла. Змеёныш окаменел в своём кресле.
— Ев… ты это в голову не бери, — он тихо выдавил, нервно вдруг облизнувшись и ставя стаканчик на подлокотник. — Ничего же ведь не было, — снова гулко сглотнул. — Алкогольное отравление, интоксикация. С кем не бывает.
Ева молча упала на твёрдую перьевую подушку. Потянула на себя одеяло. Память услужливо подкидывала чудовищные подробности «отравления»…
— Зачем? — она тихо спросила.
— На кафедру позвонил? — он не понял вопроса и разом поднял обе светлые брови. — Ну… я же помню, как ты волновалась, как…
— Зачем ты со мной возился? — Ева к нему повернулась, пытливо рассматривая мальчишку. — Скорую вызвал бы и не марался.
— Сдурела, русалка? — он даже подпрыгнул, негодующе полыхнув светом глаз. — Я в беде своих не бросаю.
Обиделся. Надо же… Ева закрыла глаза. Никто с ней так не носился. Магические одарённые не имеют права на слабость. Оступился, расхлёбывай сам…
— Спасибо, Илья. — тихо она прошептала. — Я — твой должник….
Он громко фыркнул, поднялся и вышел, унося с собой йогурт. Ева перевернулась на спину и крепко задумалась. Что ему может быть нужно? Не просто же так он сидел с ней трое суток подряд? И счёт выставить не спешит. Неужели работает ритуал?
В том, что Змеёныш не человек, Ева больше не сомневалась.
Руки. За прошедшие дни русалка подробнейшее их изучила, пусть даже в сознание не приходя. Магия ярко искрилась на кончиках длинных пальцев Змеёныша, готовая с них сорваться звонкой россыпью искр. Мальчишка был дик, не обучен, но одарён, несомненно.
Ева села опять. На кухне тихо шумела вода, громыхала посуда, раздавались шаги. Потянуло вдруг запахом курицы, и она ощутила, как голодна. Просто мучительно. Желудок буквально прилип к позвоночнику.
Медленно встала, с ужасом поправляя повисшие сиротливо на бёдрах мужские трусы. Действительно новые, даже бирка болтается на цепочке. Дорогущие, как и всё то, что нацеплено на Змеёныша.
Он постеснялся залезть в её старый комод и копаться в белье. Зато раздевал её, не стесняясь. Так, лучше об этом не думать.
Ева с трудом доползла до стола, обнаружив открытый ноутбук, целую стопку своих старых конспектов и стул, принесённый из кухни. Чашку остывшего чая.
Совесть больно кольнула. Он все эти дни ни на шаг от неё не отходил, она помнила. А очнулась и сразу обидела. Вспомнился палец когтистый и слова бабки, оказавшиеся пророческими.
Медленно переодевшись, Ева с немалым трудом заползла в туалет, обнаружив там унитаз, выскобленный до совершенно сказочного состояния. И новенький коврик на холодном кафельном полу. И аккуратно сложенную гигиеническую пелёнку на полочке для туалетной бумаги. Илья обживался как мог.
И странное дело: её это вовсе не раздражало…
Никогда ещё кухня унылой квартиры не сияла такой чистотой. Не то чтобы Ева была засранкой, нет. Просто ей даже в голову не приходило выскребать вековую плесень из плиточных швов и полировать тряпкой оконную раму.