– Ти-и-хо, – произнес Вансиан, подловив его. Старик прокряхтел и приподнял Корага. – Если продолжишь дальше нырять под молнии и турели, рог проржавеет похлеще моего. Разряд небесной молнии тебе не щекотки тока в сети. Поэтому немного глупо нападать на хладагентные залежи, скопище грома и молний, особенно когда единственная слабость программируемого ванадия – безмерный ток.
Кораг фыркнул и в ответ прохрипел:
– Поэтому нас природа одарила молниеотводом на голове, а благодаря новым программам шлема, которые лучше рассеивают ток, впервые хладагентные залежи стали полем битв. Это преимущество. И Арагонда прав, если хочет им воспользоваться. И не волнуйся. Я уже чувствую, как силы вливаются обратно. Просто нужно немного подождать. Доспехи уже начали перезапускать системы и восстанавливать питание экзоскелета.
– Как скажешь, – разочарованно прошептал старик. В ответ Кораг молчал.
В тишине они шли сквозь ветвистые деревья, чистый свет плодов, сугробы и белые хлопья. Казалось, что лишь туман держит их на ногах. Доспехи Корога покрылись легким инеем и кровавыми каплями изо льда, снег свирепел под сапогами. Старик иногда кряхтел, останавливался, пыхтя, и, припускаясь, приподнимал руку Корога, проскрежетав ванадием. Из-за чего коробило. Стало как-то горестно ощущать себя беспомощным перед стареющим избитым временем дарссеанином. Пусть он и не по капризу позволял нести себя.
Рыцарь отнял руку и гордо выпрямился, когда увидел вдали солдат. Хоть ноги до сих пор незаметно подрагивали, доспехи из ванадиевой защиты могли внушить страх и восхищение у врага. Но там, вдали, Кораг видел только солдат империи.
"Мы всё же захватили залежи", – вспыхнули мысли, когда, злобно улыбаясь, Кораг дугой на шлеме сравнился со стариком.
2
Пещера отказалась от вольного света. Её жители обитают при тусклых флуоресцентных лучах. Сияние пускают коралловые наросты, а свежий воздух рвется внутрь с воем и будто пенит их прикосновеньем. Пузырьки с позолотой стекают по шероховатой пупырчатой стене, а чудится, что скатываются капли растительного масла. Из-за чего создается невероятно душистый аромат, будто ветер принес на стены укромной пещеры жухлые листья, усохшие плоды и травяной запах. Он исцелял и подавлял все боли.
На кораллах выпирал рисунок из медных, золотых и почерневших листьев. Их выпуклости и неровности напоминали небрежно надкусанный фрукт. Дарссеанка провела по твердому шершавому выступу и вздрогнула, когда заметила черный торчащий глаз. Существо не моргнуло и не качнулось. Его крылья на спине укрыли стенку, как будто сом в океане примостился к коралловым наростам.
Рука потянулась. Дарссеанка уже представляла, как лилово-бежевые пальцы трогают гладкую, возможно, маслянистую кожу. Черные, бронзовые, золотые лужицы на пупырчатом теле завораживали. Вблизи глициновая рука ловила тепло, когда тусклый свет из рубцов падал на темные родимые пятна.
Ванадий на броне проскрежетал. Она дрогнула. Арагонда чуть наклонился, чтобы дугой не врезаться в уступ. Флуоресцент упал на бордовый орнамент – печать знати на плечах. При виде повелителя сердце всегда тяжелело, а разум с горестью сознавал, кто стоит перед ней. Никак Наида не могла привыкнуть к тому, что знает: "если видеть одного повелителя, улыбка под маской будет играть с тобой".
– Тебе же надоели уединенные встречи? – услышала дарссеанка отфильтрованный шлемом голос. Она спрятала руки в широкие рукава и выпрямилась.
– Невоспитанно говорить с девой, не сняв шлем, – сделала замечание повелителю. Он лишь фыркнул в усмешке. Казалось, что Арагонда забавлялся от дерзости, особенно, когда она гордо приподняла подбородок и надменно щурила глаза, но проговаривала слова с нежным дрожанием.
– Извините за ханжество, – ответил и поклонился повелитель.
Шлем лег на землю, оголил короткие волосы и торчащий из них толстый рог. Свет упал на глициновое лицо и высветил темные родимые пятна. Большие глаза играли высокомерием, губы ехидно и блаженно улыбались ей. Дарссеанка гордо утянула губы, приподняла голову ещё выше, и флуоресцентный свет прошелся по широким скулам вверх, а тень сошла с глаз. Арагонда вцепился взглядом. Всегда нравилось скопление на её глазах, будто белеющие звёзды тонули в изумрудной пыли и вместе создавали галактику вокруг чёрного, поглощающего свет, зрачка. Этот изумруд шел ей.