А вот дальше началось все самое интересное. В магазин папа Егора так и не зашел. Вместо этого, остановившись неподалеку, он внимательно осмотрелся по сторонам. Постояв так с пару минут и не увидев ни одного знакомого лица, он быстрым шагом подошел к месту, где имели привычку парковаться местные бомбилы. Одного из них он заприметил сразу. Напустив на себя беспечный и немного расхлябанный вид, он подошел к нему и быстро сторговавшись, залез в салон стареньких «Жигулей» шестой модели. Машина сорвалась с места и помчалась совсем не туда, куда по своим собственным заверениям собирался отправиться Юрий Александрович. «Шестерка» двигалась обратно — в сторону его дома.
Вовка Никитин после сытного перекуса спал, растянувшись на старом матрасе. Эта бесхозная сарайка, которую он давно уже себе облюбовал, должна была стать ему домом на ближайшие несколько дней. Что он будет делать дальше, Никитин еще не решил, да и не хотел решать. Ему нравилось жить одним днем. Единственная навязчивая мысль, которая, словно зубная боль, продолжала свербеть у него в мозгу, состояла в том, как же отомстить этому выскочке Смирнову. Наказание должно быть серьезным. Но каким именно, Никитин пока так и не решил. Он всегда полагался на чистую импровизацию. Однако, порой импровизация доводила его до крайностей, и он становился неуправляемым и чрезвычайно жестоким. Но Никитину было плевать. Сейчас важно было только одно — отомстить Смирнову. А что дальше с ним будут делать, Владимиру Никитину было абсолютно до лампочки.
Беспокойный сон никак не давал полностью расслабиться. Никитину снилось, что его сарайка горит, и он никак не может из нее выбраться. Вовка разлепил глаза и нервно потер гудящую голову. И тут только заметил, что с окончанием сна запах гари не исчез. Он резко приподнялся на локте и быстро огляделся по сторонам. Со стороны боковой стены в сарайку валили густые клубы сизого дыма, отвратительно пахнущего горелой паклей.
Не мешкая ни секунды, Никитин вскочил на ноги и помчался к двери. Отодвинув задвижку, он хотел было выскочить наружу, но внезапно сильная и грубая рука в перчатке схватила его за горло и втолкнула обратно в сарайку.
Каким бы ошеломленным и даже напуганным не был в этот миг Никитин, он все же успел скользнуть быстрым взглядом по лицу нападавшего. Хотя, то, что он увидел, не дало ему абсолютно никакого понимания, кто же перед ним находится. У нападавшего на голове была надета глубокая черная кепка, глаза закрывали очки в толстой черной оправе, а нижняя часть лица была скрыта черным платком, из-под которого торчали клочья рыжей бороды.
В следующую секунду Никитин уже лежал на полу, придавленный к грязным доскам мощным коленом, которое больно врезалось в позвоночник.
— Кто ты такой? Что тебе нужно? — испуганно прохрипел он.
В следующий миг перед его глазами появился тетрадный лист, на котором были наклеены крупные буквы, вырезанные из газеты. Надпись емко и вместе с тем лаконично предупреждала: «Если еще кого-то тронешь — убью.»
А потом раздался громкий хруст и правую руку Никитина пронзила адская боль. Он крепко сжал зубы и отчаянно взвыл. В следующий миг нападавший, так и не проронив ни слова, убрал ногу со спины Никитина и бесшумно исчез за дверью сарайки.
В руке скорчившегося на полу подростка словно бы поселилась орда горных гномов, которые своими железными кирками безостановочно долбили в сломанную кость. Никитину казалось, что он сейчас свихнется от боли. Вся его наглость и бравада мигом куда-то испарились. Он с трудом поднялся на ноги, пошатываясь вышел из сарайки и, прижав к груди сломанную руку, поспешил домой. Единственным его желанием сейчас было, чтобы эта нестерпимая боль поскорее прекратилась.
Семен Геннадьевич не любил по выходным сидеть дома. Особенно летом. И это неудивительно, ведь у Семена Геннадьевича на берегу Волги был свой лодочный гараж в придачу с добротной моторкой. Эта была его гордость, его страсть и его увлечение. Все свои летние выходные он проводил здесь, на солнечном песчаном берегу или же, закинув удочку, мерно покачивался в лодке посреди огромной, размеренно текущей реки. И сегодняшний день не был исключением. Семен Геннадьевич отхлебнул из кружки холодного пива и вальяжно развалился в старом кресле, блаженно поглядывая на блики солнца, играющие на водной глади.
— Привет, Геннадьич, — услышал он вдруг знакомый голос.
Обернувшись, он увидел Юрку Смирнова. Они работали в одном цеху на Моторном заводе и были закадычными приятелями. Юрка, как всегда, был при параде: черные, до блеска натертые гуталином ботинки, белая рубашка и темные, идеально выглаженные и отпаренные брюки, а в руках — коричневый саквояж. Странно было видеть его на Волге в такой весьма не пляжной одежде.