Раньше, в эпоху динозавров, два столкнувшихся биологических вида выясняли, кто из них более жизнеспособен и лучше приспособлен к той или иной ситуации, при помощи занятия, по сути, экологической ниши: побеждал тот, кто быстрее добывал пищу и мог лучше питаться. Человек же обладал достаточно слабым телом. По своей мощи наше тело не сравнимо ни с телом медведя, ни с телом крупной кошки. Оно менее приспособлено к жизни, чем у многих других зверей. Зимой мы мерзнем, плавать, как дельфины, не умеем. И поэтому мы избрали эволюцию разума, соседствующую с эволюцией языка.
Именно тогда, когда встретились первые рыболов и охотник и поменялись своими продуктами (мясо на рыбу, а шкуры на раковины), мы и породили великолепный организм под названием социум – сообщество, которое явилось и до сих пор является отражением нашего разума, но запечатленного в отношениях между людьми. Мы меняемся тем, что сделали или добыли. Мы меняемся словами и мыслями. Эта огромная социальная структура сделала для нас то, что для животных не сделали миллионы лет эволюции. Она, по сути, перевела человека в иной пласт существования.
Если для животного внешняя среда – это лес, море и воздух, то для нас внешней средой является уже социум, стая. Внутренние условия этой стаи. Да, мы живем на той же планете, что и все другие живые организмы, но как будто в отдельном мире, в отдельном слое этой планеты.
Сам по себе этот механизм оказался великолепным. Если подумать, то ведь человеку (вернее, большей части людей) действительно не приходится уже выкапывать корешки или выращивать зерновые. Вместо этого мы ходим в магазины. Чтобы что-то приобрести, мы должны кое-что сделать для большой волшебной машины, состоящей из множества связей между людьми, – для социума. И тогда энергия, отданная нами этому социуму, вернется нам в виде того, что нам необходимо.
Несмотря на то, что мы по-прежнему эволюционируем (живое не может не эволюционировать), мы делаем это в особенной среде. В среде социокультурной. И благодаря этому имеем огромное количество преимуществ. Человек ответил, успешно ответил на все вызовы матери-природы. И в настоящее время мы отвечаем на вызовы, рожденные нами же самими, – на социальные вызовы.
Нас уже не беспокоят вопросы погоды, питания или отопления, потому что так или иначе все это решается огромным социальным механизмом. Мы не мерзнем зимой, не слоняемся голыми по лесу в поисках какого-нибудь заблудшего лося. Нам это не нужно. Но с другой стороны, мы испытываем насущную необходимость в том, чтобы окружающая нас великая социальная машина работала без сучка и задоринки и чтобы наше взаимодействие с ней было бы эффективным настолько, чтобы обеспечить все наши нужды. Сейчас мы соотносимся с социальным миром так же, как морской зверь соотносится с морем и его возможностями. Это прекрасный механизм, и он дает прекрасный результат. На нашей планете мы не имеем другого такого примера столь же успешного развития биологического вида.
Кризис как бумеранг ошибок
Существует лишь одна проблема. В середине позапрошлого века социальные тенденции вдруг стали немного выше человека. Они стали над ним доминировать. Давайте попробуем представить себе этот механизм.
Если в тесном пространстве находятся десять человек, один из которых курящий, а остальные – нет, то, вероятнее всего, он своим курением будет мешать окружающим. И курить ему запретят. Или один человек растит цветы, а все остальные бульдогов. Представьте себе этот сюжет, но в гигантском масштабе. С развитием человечества, с развитием социума огромная масса людей начала подавлять отдельного человека.
Это усугубляется тем, что мы с вами – существа все-таки биологические, продукты нашей биосферы. И вы прекрасно знаете, что ум и доброта встречаются значительно реже, чем злоба и глупость. Наш великолепный, наш болыпой-преболыпой механизм общества, который является единственным способом обмена, допустим доставки бананов на север (то есть механизмом, обеспечивающим обмен широчайшим образом), начал немножечко подавлять самого человека по одной простой причине: человек все-таки исходно является биологическим существом. Человеку, как любому другому животному, во всем его величии, во всей его красоте, свойственны и жадность, и глупость, и эгоизм. Несмотря на то, что с этими качествами боролось огромное количество гуманистов, философов, политиков и религиозных деятелей, они все равно встречаются чаще, чем другие, позитивные качества.
И получилась такая вещь: с одной стороны, мы создали прекрасный социальный механизм, который обслуживал и продолжает нас обслуживать, с другой – стали от него зависимы, а с третьей – он совершенно естественным способом явился хранилищем наших ошибок. Ошибок индивидуального мышления человека, его поступков и так далее. Причем человек никак не мог этого избежать. Ведь ему свойственно ошибаться, свойственно не продумывать ситуацию до конца. И все эти ошибки, которые можно вроде бы отложить на завтра, все равно копятся в связях между людьми, в обычаях, в традициях, в социальных механизмах, в законах и в экономических институтах. Копятся они, разумеется, для того, чтобы потом к нам вернуться.