- А из какого дерева ручка делается?
- Из дуба!
- А на молотки и топоры?
- Из березы!
- А насаживаются как?
- Сверху и расклинивается!
- Молодец! Знаешь, что это такое? - Антонович указал мальчику на молодые побеги сливы: тонкие и ровные, как стрела, метровой длинны.
- Слива-дикушка! - ответил Мишка.
- А она, братец ты мой, по твердости дубу не уступает! Ты, гляди, какие хворостины ровные! Раньше дворяне своих недорослей драли розгами, и называлось это «березовая каша», но ты-то, Мишка, у нас крестьянской закалки - тебя береза не проймет, я тебя буду «сливянкой» потчевать. Как получил «двойку» - пять горячих, будь любезен! Ох, и выдеру! Ох-ха-ха-ха!
- А я тебя, как напьешься пьяный - пятнадцать! - заулыбался Мишка.
- Годится! Давай, замашем! Я-то пьяный бываю от силы раз в месяц, а ты «двойки», поди, каждый день таскаешь и ни по одной! Ох-ха-ха-ха! Ну и на чей стороне перевес будет?
Мишка спрятал за спину руку, задумался, и вдруг, захохотал:
- А у меня каникулы через две недели! А, съел! А я тебя драть целых три месяца буду в одни ворота! - и показал деду язык.
- Мишка, - Федор хотел дать ему подзатыльник, но мальчонка вовремя пригнулся, и рука родителя лишь скользнула по вихрастой макушке. - Ты с кем разговариваешь?! Ровесника что ли нашел?
- С кем разговариваю... с Антоновичем!
- Правильно, Мишка! А ты, Федя, брось свое воспитание! Нужно было учить, пока он поперек лавки лежал, а когда лег вдоль, уже поздно! Я для всех - Антонович, нет у меня ни имени, ни возраста. Думается, назови меня кто Степаном, и не откликнусь, привык к Антоновичу! А мы с Мишкой друзья! Подловил ты меня, Мишка! Сколько месяцев в год-то не учишься? А? Я уже все подсчитал - четыре, плюс выходные - пять, а на семь месяцев в году - у меня столько и «сливянки» не найдется, придется по соседям идти. Ох-ха-ха-ха!
Мишка загрустил, задумался. В очередной раз Антонович провел его!
- Мишка, - не унимался Антонович, - как ты, думаешь, почему я не боюсь, что ты меня драть будешь?
- Не знаю, наверное, потому что не выдеру - старость надо уважать!
- Глупость какая! - возмутился Антонович, - Это за что же её уважать?! Прожил человек сто лет: ел, пил, кислород потреблял, гадил целый век, где попало - был ни Богу свечка, ни черту кочерга и что его за это уважать нужно?! Нет, Мишка, братец ты мой, уважать нужно за дела, а не за возраст! Прожить сто лет и дурак может, только кому от этого польза? А не боюсь я твоей порки, Мишка, потому, что мою шкуру так жизнь выдубила, что её теперь даже черти не возьмут себе на барабаны. Знаешь, почему?
Мишка пожал плечами.
- Барабанные палочки об неё крошиться станут! Вот гляди! - Антонович вынул папиросу изо рта, последний раз затянулся, чтобы мальчик явственно видел жаркий малиновый огонек горящего табака и, вкручивая окурок, погасил себе об ладонь, - Так-то, друг мой, Мишка! Ты лучше расскажи дяде Васе, какой мы с тобой в этом году скворечник построили. Он, небось, таких у себя в Туле-то и не видел никогда.
- Без единого гвоздя в форме купеческого терема, резной, с балконом, с водостоком, оцинковкой покрытый!
- Балкон-то зачем? - удивился Василий.
- А как же? - в голосе Мишки послышались интонации голоса Антоновича, - вечером в доме душно, детки спят, а скворец со скворчихой выйдут на балкон, сядут и будут чай пить на свежем воздухе. Или скворец, когда с друзьями загуляет, пропустит пару-тройку «щепоток», а жена его домой не пускает. И где ему ночевать? С дерева он пьяный свалится, под деревом кошки съедят, а так, лег на балкон, проспался, а утром, как огурец!
Василий засмеялся:
- И сколько же вы его делали?
- Ну, недели две колупались, наверное! Там одни балясины на балкон чего стоят - одна к одной 24 штуки! Мне учитель по труду за этот скворечник «пятерку» поставил с тремя плюсами и на выставку областную возил - первое место! Антоныч, расскажи, какой мы с тобой скворечник на следующий год изобразим?
- Какой-какой, знамо дело, какой! Теперь пятикомнатный, чтобы он вокруг всего дерева шел и был там и зал, и детская, и спальня, и...
- Ну-ну, скажи, что ещё?
- И сральня!
- Ох-ха-ха-ха! - Мишка переломился пополам от смеха и из его глаз синими искрами брызнули слезы восторга. Захохотал и Антонович. Мишка был на голову уже выше безногого деда, но со стороны, казалось, что между собой разговаривают два ребенка, только один вдруг внезапно отчего-то постарел, у него выпали зубы и лицо вдоль и поперек избороздили морщины - но его душа так и осталась детской!