— Не буду больше читать! Это скучно!
— Правильно. Никогда не читай книжки, — одобрила Ася. — От них один вред. Посмотри на меня. В детстве я глотала книжки, как бутерброды. И что получилось?
— Как глотала?
— Метафорически.
— Ась, — Адам, который довольно долго стоял на пороге, глядя на их возню, решил вмешаться. После душа у него еще были влажные волосы. — Я ухожу и домой ночевать не приду.
Вместо ответа она подсунула Еве брошенную книжку.
— Почитай папе на дорожку, детка.
— Ос-лик, — послушно произнесла Ева, но, кажется, лукавила. Она просто помнила эти стишки наизусть, — был уж-ас-но зол. Он уз-нал, что он о-сел.
— Простите? — изумился Адам.
— Бегемот разинул рот: булки просит бегемот, — засмеялась Ася и села: — Панцирь носит черепаха, прячет голову от страха. Дятел жил в дупле пустом, дуб долбил, как долотом.
— И почему мне кажется, что вы сейчас ругаетесь? — спросил Адам.
— Потому что она ругается, — объяснила Ева и, встав на колени, закрыла ладошкой рот Аси. — У нее губа дергается, когда она ругается.
— Ничего у меня не дергается, — пропыхтела Ася. — Я добра и бодра.
Адам присел перед ней на корточки и убрал руку дочери. Посмотрел, как предательски дернулась вверх верхняя губа. Покачал головой.
— Круглый ноль такой хорошенький, но не значит ничегошеньки! — продекламировала Ася и сама себе закрыла рот.
— И давно она разговаривает стишками? — спросил Адам у Евы.
— Дня три, — ответила она. — Это весело.
Он так старательно в последнее время избегал Асю, что не заметил того, как она окончательно сбрендила.
— Я — холеный помидор с кожею атласной, и вступать со мною в спор овощам опасно! — вырвалось у Аси. — Простите, это как икота. Просто идите, куда шли. Ай да умница козел, он и по воду пошел.
— Так осел или козел? — спросил Адам, едва сдерживая смех. — Вы уж определитесь.
— Шалтай-Болтай сидел на стене. Шалтай-Болтай свалился во сне. Вся королевская конница, вся королевская рать не может Шалтая, не может Болтая, Шалтая-Болтая, Болтая-Шалтая, Шалтая-Болтая собрать!
— Господи, — Адам поднялся и потянул Асю за руку. — Идите сюда и расскажите, что с вами приключилось.
— Вам же было пора!
— Я собирался на дачу к друзьям, но теперь мне даже страшно уезжать.
— Три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу. Будь попрочнее старый таз, длиннее был бы мой рассказ.
Ева засмеялась так громко и заливисто, что даже свалилась на спину, как черепаха.
Адам и Ася смотрела на нее во все глаза.
Их тихая, сдержанная, молчаливая Ева никогда так не хохотала.
— Да езжайте уже на свою дачу, — отмерла наконец Ася. — Видите, у нас все в порядке.
— Больше не хочу, — Адам направился в детскую спальню. — Мне и дома хорошо. И вообще, я спать хочу!
— Ваше койко-место в другой стороне! — Ася шла за ним по пятам. — Мы договорились о раздельном проживании.
— Я передумал.
— Вы не можете передумать!
— Отлично могу, — Адам рухнул на кровать и закинул руки за голову. — Овощи только так и поступают, госпожа холеный помидор.
Ева вбежала в комнату и с разбега плюхнулась на свою кроватку, стоявшую рядом.
— Сегодня книжку мне читает папа, — заявила она требовательно.
— Не слышу, — проговорила его няня. — Ты сказала — Ася?
— Я сказала — папа!
— Что говорит эта девочка?
— Папа! Папа! Папа!
Адам смеялся.
Ася подошла к полке и уверенно достала оттуда книжку.
— Ну что же, папа, кажется, вам давно пора кое-что сказать своей дочери.
Ева улеглась поудобнее и уставилась на него своими огромными черными глазищами. Ася укрыла ее одеялом и приглушила свет.
Адам прокашлялся.
— Деби Глиори «Что бы ни случилось», — с выражением начал он и прочитал вот что:
В этот вечер Малыш ужасно расстроился. Он рвал и метал, никак не мог успокоиться.
Он топал ногами, кидал игрушки на пол, громко кричал и даже немножко заплакал.
— Ай-яй-яй, — Большой удивился. — Почему ты вдруг так рассердился?
Малыш вздохнул и грустно ответил:
— Потому что таких злых Малышей не любит никто на свете.
— Ну, — сказал Большой, — это просто смешно. Злой ты или нет, я люблю тебя все равно.
— А если бы я стал медведем и жил в пещере, ты бы тоже любил меня, ты уверен?
— Конечно, — ответил Большой, — так уж суждено. Медведь или нет, я люблю тебя все равно.
— А если бы я был противной зеленой букашкой, ты любил бы меня, тебе бы не стало страшно?
— Что тут скажешь? Только одно. Я люблю тебя все равно.