Я наконец понял: да, это не моё тело. Но я жив. Чёрт побери, я жив.
И, как назло — я оказался прав почти до секунды. За дверью послышались шаги. Неуверенные, с хрустом — похоже, кто-то наступил неудачно или несёт что-то тяжёлое. Судя по звукам — девушка. Та самая. Не привыкшая носить подносы, но приученная делать это аккуратно. Щелчок замка, движение двери, тень в проёме.
Желание вскочить, распахнуть глаза и спросить: «Где я? Что за мир?» — было почти невыносимым. Но я удержался. Я — не идиот. И не самоубийца. Я умею сдерживаться. Я терпеливый. Я дождался её прихода — и теперь придётся ждать следующего окна. Это ещё не финал.
Если я хочу узнать больше, мне нужно играть дальше. Притворяться. Наблюдать. Искать следы, подсказки, ошибки. Потом — окно. Новый цикл. Подойти к окну, проверить географию, небо, солнце. Вдруг всё-таки — Подмосковье. Или база спецслужб. Или дача какого-нибудь генерал-майора с фантазией и доступом к биотехнологиям.
Мечты. Надежды. Логика говорила обратное.
Потому что магосветильник на столе — это не декорация. Я не знаю, как он работает, но я знаю, что он не электрический. И я это ощущаю так же ясно, как ощущаю кожу, мышцы, баланс тела. Это — не просто знание. Это — восприятие.
Я видел галлюцинации. Я работал с разными людьми — под препаратами, после срывов, в рамках испытаний. Один с разбегу пытался выйти в стену — думал, что это выход к морю. Другой бегал со стулом на спине, утверждая, что он черепаха. Хотя черепахи, к слову, не кричат — максимум рычат. Но ни один из них, при всех своих искажениях восприятия, не описывал таких ощущений, как я испытываю сейчас.
Даже когда мы тестировали сыворотки для ускорения мозговой активности — военные разработки, тяжёлые штуки — девять из десяти уходили на тот свет в течение пяти минут. И даже тогда, даже под тяжелейшими стимуляторами, никто не говорил о восприятии магии. О чувстве структуры мира, неуловимых линий, о том, что ты ощущаешь предмет как энергию, а не как форму.
А я ощущаю. Значит, это — не иллюзия. Это не препарат. Это — новый уровень реальности. Просто другой. И теперь — мой.
Пока я об этом всём размышлял, она уже подошла. Услышал, как подвинула табуретку — характерный звук. В комнате были хорошие стулья, но она снова выбрала именно его. Почему? Возможно, привычка. Возможно, указание. Но я знал точно: это табуретка. Потому что моя память зафиксировала, где стоял каждый предмет, и звук шёл оттуда.
Она села. Начала процедуры. Всё как всегда. Сначала — лоб. Потом — виски. И вдруг... пауза. Рука зависла. Неужели заметила? Чёрт. Когда ложился обратно, по привычке вытер лоб рукой. Автоматически. Мелочь, но она могла это заметить. Ведь, по разговорам, она ухаживает за мной четвёртый день. За это время любой внимательный человек запомнит детали.
Я замер. Внутри всё сжалось. Не страх — концентрация. Оценка. Если она заметила — возможны варианты. Если нет — повезло. Но в следующий раз надо быть точнее. Без случайностей. Без следов.
Но она лишь убрала руку и встала. Взяла тазик с водой, отошла к двери и заменила его на поднос с едой — я слышал, как ставит. Поднос она оставила у входа, не неся его ко мне сразу. Всё шло по схеме.
И тут я поймал себя на мысли: моя рассудительность дала трещину. На её место полез мальчишеский максимализм. Не знаю, что на меня нашло, но я вдруг сел. Просто так. Без причины. Спустил ноги с кровати, повернулся к ней
Увидел её...
И первая мысль была:
«Фу, блядь».
Едва не вслух. Я сдержался. Я видел разное. Людей после аварий, болезней, побочек от препаратов. Но здесь всё было... не так. Девушка — молодая, да. Стройная. Но лицо... Оно не было просто некрасивым. Оно было чужим. Не человеком.
Не шрамы. Не гематомы. Кожа напоминала змеиную. Не маска — структура. Под глазами — чешуя. Глаза — слишком вытянутые, с вертикальными зрачками. Нос — то ли пятачок, то ли нечто неопределённое. Как будто кто-то собрал черты из разных видов и забыл остановиться.
Я попытался рассмотреть руки. Там что-то шло по коже. Неясно: то ли шерсть, то ли роговая структура. Я не видел близко, но даже на расстоянии было понятно — это не просто болезнь. Это не мутация. Это что-то другое.
И вот теперь я был уверен окончательно: я не в своём мире. У нас такого говна не водится.
И тут тот самый мальчишеский максимализм опять взял вверх. Я не выдержал. Выдохнул сквозь сжатые зубы, почти шепотом: