А сейчас — опять без паузы. Я чувствую себя, как в семнадцать. Только с одной разницей — у меня с собой весь накопленный багаж: знания, опыт, навыки. Всё, что я копил сорок лет.
Первой тишину нарушила она. То ли скрипнула, то ли едва слышно рассмеялась — звук был странным, как будто не до конца человеческим. Её лицо, изуродованное мутацией, не позволяло сразу считать эмоцию. Я пока не привык к этой мимике. Но уже начинал видеть в ней знакомые черты — не внешне, а поведенчески. Такие же, как у обычных людей.
И в этот момент я заметил ещё кое-что.
Вижу линии. Нити. Струны — это слово само всплыло в голове, и я сразу понял: да, именно так это и называется. Скорее всего, прежний владелец знал об этом, изучал или хотя бы слышал. Потому что вместе со струнами всплыло ещё одно слово: Эхо.
Нити были вплетены в участки мутаций на её теле. Я видел их — как второй слой, как надмирное наложение поверх плоти. Как формулы, как иероглифы, как пентаграммы. И как ни странно, понимал. Или начинал понимать. Это не просто символы.
Я изучал формулы. И сам их писал. Я изучал языки — древние и современные. Немного — археологию, хоть она и скучная: ползаешь по катакомбам, а находишь, что кто-то просто писал поэму возлюбленной или указывал, где сортир.
Я понял, что могу этим управлять. Этими струнами. Я могу их изменить, направить, перенастроить. Не знаю, почему — но это ощущается так же ясно, как я чувствую своё тело. Я чувствую, где у меня какой орган и в каком он состоянии. Например, сейчас сердце бьётся с частотой сорок восемь ударов в минуту — это не догадка, это знание изнутри. Так же и со струнами.
Это не просто визуальный эффект. Это язык. Или схема. Или нечто среднее. Я пока не до конца понимаю, что именно, но точно знаю — могу на это воздействовать. Это часть меня. И я начинаю это осознавать. Не разумом — чем-то глубже.
— Господин, вы очнулись… — сказала она вдруг, слегка поклонившись.
Интонация. В голосе было уважение — но не то, как у охранников. Оно звучало иначе. Сдержанно. Почти формально. Не фальшь — но как будто вынужденное. И в мимике — тоже. Я не мог точно разобрать эмоции, но чувствовал: она не боится. И не поклоняется. Это было что-то третье. Может, сожаление. Может… осторожность.
И я не чувствовал от неё угрозы. Ни телом, ни разумом. Это было интуитивное, почти инстинктивное ощущение: она не собирается нападать. Не сейчас. И, возможно, вообще никогда.
Я решил использовать самое банальное прикрытие — потерю памяти. По крайней мере, пока фрагменты прошлого не встанут на место. Лучше притвориться, чем быть разоблачённым. Лучше казаться дезориентированным, чем стать объектом устранения. Потеря памяти — удобный щит. Сыграем в амнезию. Чем меньше я знаю — тем больше они расскажут сами.
Так что… пора задавать вопросы. Как можно больше.
— Господин? — переспросил я, слегка морщась. — Я… а кто я? А ты кто? Где я? Что со мной произошло? Почему я полураздетый?.. Почему ты такая?.. — вопросы сыпались один за другим — умные, глупые, бессвязные. Специально.
Я сознательно притуплял бдительность. Играл в слегка потерянного болвана, чтобы выудить как можно больше информации. Впрочем, возможно, и не придётся сильно притворяться — на фоне моего мышления прежний обитатель тела действительно казался… простоватым. Не глупым — просто обычным. Особенно на фоне моего мышления. А пока — пусть думают, что я слаб. Пусть говорят. Я слушаю.
Но тут всё пошло не по плану. Она не стала отвечать на мои вопросы. Только коротко сказала:
— Я сейчас позову Якова. Он должен знать, что вы очнулись. Он очень волновался.
И развернулась, чтобы уйти. Всё произошло слишком быстро. Моё тело среагировало само. Я сорвался с кровати и схватил её за руку — ту самую, изуродованную. Я думал, что это чешуя, но это была не чешуя. Огрубевшая кожа, плотная, серая. Не человеческая. Ближе к коже крокодила или, может, бегемота — плотная, грубая, с сероватым оттенком, абсолютно не похожая на человеческую. Живая. Чужая. И в тот момент я снова увидел струны. Они вспыхнули вокруг участка мутации. Я не просто видел их — я чувствовал, как могу их тронуть. Изменить.
Это было не сознательное решение. Это было отвращение. Прикосновение к этой коже вызвало рефлекторный импульс, почти рвоту. И одновременно — активность.