– Она могла свалить куда-нибудь с этим чуваком, как в идиотских любовных романах, – замечаю я.
Коннор пожимает плечами:
– Может, хотя вряд ли. Родители рассказали, как однажды Джульетта ушла из дома, но оставила записку, чтобы они не волновались, если не найдут дочь в ее комнате. Она, скорее всего, не сбежала бы, не предупредив родителей, что с ней все в порядке.
Я упираюсь ногами в приборную панель и барабаню пальцами по коленке, обдумывая услышанное.
– Что произошло в Угрюмой хибаре?
– Ничего. Они просто походили туда-сюда, потусовались и ушли.
Я фыркаю:
– Никто не потащится искать развалюху в лесу просто потусоваться и свалить. Они наверняка что-то скрывают.
– Думаешь?
– Да уж поверь. Я точно знаю, потому что и сама лазила по лесам. Они явно не все рассказали.
Кажется, Коннор не верит мне.
Поворачиваюсь к нему:
– Разве у вас не было какой-нибудь фигни в лесу – там, где вы выросли?
– Мы выросли в Уичито. Вокруг дома не было никаких лесов. А когда отца разоблачили, мне было всего семь.
Я закатываю глаза:
– Ну а потом? В Стиллхаус-Лейк? Только не говори, что в лесах возле вашего дома ничего не было. И что ты ни разу не ходил на разведку.
– Чтобы у мамы случился сердечный приступ, когда она не найдет нас?
В его словах есть логика. Гвен держит детей на коротком поводке. И не без причин. Ее можно понять. Но из-за этого ее дети ни разу не решились пойти гулять сами по себе. Обидно за них. Одно из моих лучших детских воспоминаний – как я заблудилась в лесу рядом с домом и придумывала всякие истории, чтобы подбодрить себя.
Я решаю сменить тему:
– Значит, эти девушки – Мэнди и Уилла – просто пошли домой?
– Ага.
– Их кто-нибудь видел по дороге?
Коннор хмурится и кликает по файлам в планшете.
– Насколько помню, нет. Но их сто раз допрашивали, и многое я бегло прочитал.
– Кто-нибудь из них потом писал Джульетте или звонил?
Коннор снова смотрит в планшет:
– Да. Обе и писали и звонили.
– И никаких зацепок?
– Никаких, – подтверждает Коннор.
Я киваю. Вспоминаю фото Джульетты, уверенно смотрящей в камеру с натренированной загадочной улыбкой на лице. Я не дура и понимаю: скорее всего, ее давно нет в живых. Во всяком случае, большинство думают так.
Но я не могу забыть двух девочек, которых мы нашли запертыми в подвале дома того старого адвоката в Вулфхантере. Они пропали так давно, что их перестали искать. А если с Джульеттой то же самое? Что, если ее держат где-нибудь в подвале на цепи, пока она не надоест похитителю и он не подыщет себе новую жертву?
Ее нужно найти.
6
Гвен
Отца Джульетты зовут Клифф, мать – Пэтти. Разглядываю их, идя вслед за ними по дому. Ему около сорока. Пузатый, с большими мозолистыми ладонями, наводящими на мысль: он много работает руками на воздухе. Хотя вид при этом бледный. И усталый.
Его жена не производит особого впечатления – опущенные глаза, ничего примечательного. Внешность самая заурядная, без изюминки. Даже каштановые волосы кажутся какими-то пыльными. Хотя, наверное, раньше она выглядела шикарнее, судя по дизайнерскому трико для йоги, которое теперь висит на ней как тряпка: внешний вид явно заботит Пэтти меньше всего. И я ее понимаю.
Хозяева ведут меня через гостиную, оформленную со вкусом, но довольно стандартно – словно скопированную из какого-то журнала. Ничего своего, особенного, кроме одной стены – что-то вроде алтаря, посвященного дочери.
Над камином огромный портрет Джульетты, вся каминная полка уставлена ее фотографиями. На них Джульетта просто красавица и выглядит безукоризненно, словно модель с обложки подростковой версии «Вог». Не представляю, что за совершенная комбинация генов породила лицо с такими идеальными пропорциями. Оно просто излучает сияние, заметное даже при тусклом свете.
Клифф и Пэтти, даже не взглянув на стену, быстро проходят через гостиную и столовую на кухню. Оттуда не видно ни портретов, ни фотографий. Может быть, родителям не хочется, чтобы дочь смотрела на них… Или на меня.
Оглядываюсь по сторонам, разглядывая кухню. Она яркая, современная, со светло-серыми шкафами, сверкающими гранитными столешницами и кухонными принадлежностями из нержавеющей стали. Все безупречно: ни отпечатка пальца, ни пятнышка. Сажусь и делаю глубокий вдох. В этом доме никто не готовит, здесь вообще не пахнет едой. Наверное, им приносят поесть соседи из сострадания, или Ларсоны сами что-то заказывают, когда находят в себе силы. Судя по заострившимся щекам Пэтти, это происходит не слишком часто.