Напряжение, царившее на съезде, спало. И Эйзенхауэр выиграл в первом туре.
После победы первым побуждением Эйзенхауэра было сделать жест примирения. Он позвонил Тафту и спросил, нельзя ли заглянуть к нему — для этого ему нужно только улицу перейти. Удивленный Тафт ответил: "Приходите". Советники Эйзенхауэра, люди, которые добились победы в позиционной войне с силами Тафта и еще кипели от злости (некоторые из них чувствовали себя оплеванными), были против. Им хотелось отпраздновать победу, а визит к Тафту, сказали они, отравит им все настроение. Но Эйзенхауэр был теперь кандидатом, человеком, который командует парадом. С этих пор его штаб не будет указывать ему, что делать; и он настоял на своем.
Эйзенхауэр поступил так по той причине, что, хотя его и могли сбить с толку действия политиков, собравшихся на съезд — арену, где даже прожженный профессионал, вроде Тафта, мог потерпеть поражение, он лучше любого политика знал, как должен действовать лидер на арене страны. Он был полон решимости возглавить команду, а чтобы такую команду создать, ему нужно было сплотить Республиканскую партию и действовать вместе с людьми Тафта. Но не для того, чтобы обеспечить себе победу в ноябре, которая, как ему говорили и как он сам верил, ему обеспечена. Он хотел, он должен был создать команду, чтобы править страной начиная с января 1953 года. Чтобы выполнить свою программу, ему нужна была сплоченная Республиканская партия. Не личные цели он преследовал, добиваясь президентства, и поэтому он не торжествовал по поводу личной победы над Тафтом. Не об этом подумал он в первую очередь, а скорее о том, что нужно привлечь Тафта в команду, потому что без него не будет и самой команды, нельзя будет свершить задуманное.
Сама встреча не была примечательной. Полчаса ушло у Эйзенхауэра, чтобы пробиться сквозь толпу радостных сторонников. Когда наконец он добрался до номера Тафта в гостинице (миновав в холле горюющих помощников Тафта), он сказал сенатору: "Сейчас неподходящий момент для серьезного разговора; вы устали, и я тоже. Я только хочу сказать, что желаю быть вам другом и надеюсь, что и вы будете мне другом. Надеюсь также, что мы будем работать вместе"*8. Тафт поблагодарил его; они спустились в холл, к фотографам; и Эйзенхауэр отправился к себе, в отель "Блэкстоун".
Вот и вся встреча. Но когда Эйзенхауэр вышел на ту чикагскую улицу, он вышел на дорогу длиной в восемь лет, дорогу, которая привела его к примирению со старой гвардией на основе принятия старой гвардией НАТО и всего того, что за ней стояло. Все время своего президентства Эйзенхауэр не сворачивал с этой дороги, пусть и сетуя частенько на безнадежность, непробиваемость и вероломство некоторых правых сенаторов-республиканцев. По-настоящему он так и не дошел до них, и правое крыло ни разу не вышло из своего угла, чтобы встретить его на полпути. Но он никогда не прекращал попыток просветить и смягчить старую гвардию.
Второй шаг Эйзенхауэра на этой дороге — выбор напарника. Советники полностью были согласны с его решением, потому что им тоже были ясны требования, которые ситуация предъявляла к кандидатуре напарника. Эти требования, в порядке важности, были таковы: заметная фигура из старой гвардии, приемлемая, однако, для умеренных, особенно для людей Дьюи; известный антикоммунистический деятель; человек энергичный и решительный в избирательной кампании; относительно молодой, чтобы компенсировать возраст Эйзенхауэра; человек с Западного побережья, тоже для баланса, поскольку Эйзенхауэра связывали с Дьюи и Нью-Йорком; человек, внесший вклад в выдвижение Эйзенхауэра. Единственный, кто удовлетворял всем требованиям, был, как прекрасно знал Эйзенхауэр, Ричард Никсон. На том и порешили. Браунелл позвонил Никсону и попросил прийти в "Блэкстоун" для встречи с Эйзенхауэром.
Эйзенхауэр держался сухо и официально. Он сказал Никсону, что намерен превратить избирательную кампанию в поход за все то, во что он верует и на чем стоит Америка.
— Присоединяетесь ли вы ко мне, чтобы участвовать в такой кампании?
Никсон, озадаченный высоким слогом Эйзенхауэра, ответил:
— Я был бы горд и счастлив принять участие.
— Рад, что вы хотите быть в моей команде, Дик, — сказал Эйзенхауэр. — Думаю, мы победим, и уверен, мы сможем сделать то, чего страна ждет от нас.