Выбрать главу

Но как ни расположена к Дашковой мисс Вильмот и как ни мягко она сообщает о подробностях ее жизни, все-таки даже в этом благоприятном рассказе сквозят знакомые нам черты крепостных нравов, выше которых княгиня вовсе не была. Она напоминает нам типичных помещичьих вдов, которыми так была богата крепостная Россия и которые, потеряв мужа, очень скоро ориентировались в несложной сфере крепостного хозяйства и часто превосходили мужчин деловитостью и даже суровостью.

Практичность и деловитость Дашковой, указывающие на то, что у нее всякий грош был на счету, сквозят во всех ее действиях. Вот, например, отрывок из письма ее к брату Александру Романовичу в Лондон, – письма, подобных которому, конечно, немало найдется в корреспонденции княгини. “Прошу ко мне прислать, – пишет она, – три дюжины ножей без черенков, но одно железо для того, что железо здесь дурно делают, а аглицкие эти лезвия я приделаю к серебряным моим черенкам...”

Чертами “практичности” знаменитой княгини и эпизодами довольно курьезного свойства из этой области можно было бы наполнить целые десятки страниц.

Глава IV. За границей

Цели и причины поездки. – Просьбы об отпуске к Екатерине II. – Пособие на поездку. – Встреча с Фридрихом Великим. – Знакомство с Гамильтон. – Частые свидания с Дидро. – Портрет Дашковой, описанный Дидро. – Ранняя старость княгини. – Свидание с Вольтером. – Спор о Руссо. – Возвращение на родину. – Хороший прием, оказанный императрицей. – Участие Дашковой в литературных предприятиях. – Знакомство с Потемкиным. – Думы о воспитании детей. – Невероятное количество знаний сына Дашковой. – Вторая поездка за границу. – “Блестящее” образование сына. – Заботы о его карьере. – Встреча с Григорием Орловым. – Знаменитые знакомые Дашковой. – Нетактичность с королевой. – Поездки по Европе. – Разговор с Кауницем о Петре I. – Дашкова спешит на родину

Княгиня Дашкова еще девочкой, живя у дяди-канцлера, интересовалась заграницей и грезила о поездке туда. Рассказы многочисленных иностранцев, бывавших в доме Воронцова, о чудесах на их родине, о шумной общественной жизни, памятниках искусства и науки, о формах правления, – все это интриговало живое воображение девушки. Но потом политика вовлекла ее в свой водоворот; заботы семейной жизни, желание вернуть себе прошлое при дворе значение, смерть мужа и хлопоты по имениям, – все это надолго задержало на родине княгиню. Наконец наступила возможность осуществить желание юности – кстати, это теперь было и очень удобно, чтобы дать время изгладиться на родине неблагоприятным воспоминаниям у государыни. Это было удобно и для самолюбия Дашковой: опала, тяготевшая над нею, нередко, вероятно, ставила в двусмысленное положение привыкшую к возвышению над толпой княгиню.

Поездка Дашковой по Европе, таким образом, объясняется простым любопытством, желанием освежиться, увидеть новые страны, ознакомиться с новыми порядками. Наконец, и вышеуказанная причина – нерасположение государыни – могла быть одним из поводов для заграничной прогулки. Но Дашкова любила объяснять самые, по-видимому, простые свои действия громкими мотивами. Главной причиной поездки было, по объяснению Екатерины Романовны желание увезти детей от дурного влияния родственников и прислуги. Кроме того, ей хотелось иметь и хороших учителей, которых трудно было достать на родине, где вовсе не утрированными карикатурами в ту эпоху были фонвизинские педагоги – Вральман, Цифиркин и Кутейкин. Княгиня, по ее словам, хотела закончить и свое собственное образование.

Во всяком случае, и в этих путешествиях сказались свойственные Дашковой энергия и любознательность. Поездки княгини (их было две) представляют интерес во многих отношениях: ей пришлось встречаться со многими тогдашними европейскими знаменитостями и делиться с ними мыслями; они представляют много характерных черт того времени и выясняют нам многие взгляды и стороны самой путешественницы.

Дашкова еще в 1768 году письменно из деревни обратилась к Екатерине за разрешением заграничного путешествия, но письмо ее было оставлено без ответа. Тогда она предприняла поездку по России и только в 1769 году лично у императрицы, свидание с которой было самое официальное, выпросила себе разрешение на заграничный вояж. Перед отъездом к ней явился чиновник и привез ей 4 тысячи рублей на расходы от государыни. Эта “малость” очень удивила Дашкову, и она, по рассказу в ее записках, составила реестр только самым необходимым покупкам, а остальное, и притом большую часть, будто бы отдала привезшему деньги.

Следует обратить внимание на то противоречие, которое является в показаниях княгини насчет ее отношений к милостям свыше. С одной стороны, она говорит о своем бескорыстии, а с другой – возмущается “ничтожными подачками”. И самое странное то, что она, третируя их, все-таки под тем или иным предлогом, как бы по не зависящим от нее причинам, находит возможность пользоваться ими.

Дашкова с двумя детьми, девицей Каменской и другими спутниками выехала за границу в декабре 1769 года. Она соблюдала инкогнито и назвала себя Михалковой, по имени одной из деревень ее мужа. Конечно, в этой поездке княгиня не могла изменить своей привычке к экономии, и ее вояж был обставлен весьма скромно. Но Дашкову следует похвалить за то, что составляло отличие ее от других бонвиванствующих за границей россиян: она не жалела денег на приобретение действительно ценных предметов науки и искусства, которые впоследствии составили ее знаменитый кабинет естественной истории.

В Берлине она не хотела было представляться Фридриху II, так как ее инкогнито мешало этикету.

– Этикет – глупость! – сказал на это Фридрих Великий, обыкновенно не особенно долюбливавший женщин, да еще ученых, – Дашкова будет принята при моем дворе под каким угодно именем!

Однако эта любезность не мешала тому же Фридриху, как рассказывает граф Сегюр, зло смеяться над Дашковой и называть ее, по поводу участия в июньском событии, “мухой на рогах пашущего вола”.

В Спа Дашкова познакомилась с мистрисс Гамильтон и другими англичанами. С первой из них она заключила тесный дружеский союз. Знакомство с этой особой было очень важно для княгини по тем последствиям, которые оно повлекло за собой. Кузина мистрисс Гамильтон – мисс Вильмот – прожила впоследствии очень долго в России у Дашковой и усладила своей дружбой последние дни старухи, покинутой детьми и печально проживавшей в деревне. Эта же мисс Вильмот, как известно, издала в свет интересные записки княгини.

В Спа произошло знакомство и со знаменитым Неккером. Вместе с новыми знакомыми англичанами княгиня жила и путешествовала в Англии, отлично усвоив английский язык. Не мешает отметить эту черту привязанности Дашковой ко всему английскому. Княгиня походила в этом отношении на своих братьев. Как известно, Александр и Семен Романовичи прослыли на родине даже “англоманами”. Весьма возможно, что свойства английского типа очень подходили к той положительности и деловитости, которые были характерными чертами братьев Воронцовых и их прославившейся сестры.

В Париже Дашкова очень часто виделась с Дидро. Мы уже приводили выше сущность их беседы о крепостных. Дашкова заключила со знаменитым энциклопедистом искреннюю дружбу, и они долго переписывались. Нужно заметить, что княгиня вела себя за границей в высшей степени тактично, и ее отзывы об императрице были всегда восторженны. Это было прекрасной тактикой, и в позднейшем возвращении благоволения государыни немалую роль сыграли письма к ней Дидро и Вольтера, где последние передавали “Семирамиде” о восторженных восхвалениях ее Дашковой. Княгиня дошла в своей тактичности и осторожности до того, что последовала совету Дидро и не приняла Рюльера, автора известных мемуаров, где на долю Екатерины II приходилось немало колкостей. Княгиня Дашкова была очарована Дидро: “Мир не сумел достойно оценить это необыкновенное существо!” – с энтузиазмом восклицает она в своих записках. И Дидро, в свою очередь, оставил нам чрезвычайно сочувственный и, может быть, слишком пристрастный портрет княгини, некоторые черты которого, относящиеся к ее внешним качествам, мы приводили выше. “Она серьезна по характеру, – говорит Дидро о Дашковой, – обыкновенно не высказывает того, что думает, но если говорит, то просто и с истинным убеждением... душа ее потрясена несчастьем. Ее убеждения основательны и кругозор обширен. Она смела и горда. Она проникнута отвращением к деспотизму и к тому, что более или менее походит на тиранию. Она хорошо знает русских государственных людей и откровенно высказывает свое мнение о них, хваля их достоинства и в то же время резко отзываясь о недостатках. Она так же решительна в своей ненависти, как и в дружбе, у нее есть проницательность, хладнокровие, верные суждения”.