Так он дошел до девственно-чистого, не тронутого колесами и гусеницами поля. Иван, зажмурившись, наклонился и самозабвенно вдохнул терпкий запах разнотравья: ромашки, дербенника, бузульника, васильков, полыни и еще многих других, белых, фиолетовых и желтых. «Эх, лечь бы сейчас в эти травы и глядеть в небо», – подумал он, как бывало в детстве в деревне. Но поле было изранено осколками и отравлено вживленными в него минами. Иван сорвал наугад самые красивые цветы, получился большой пышный букет. «Если начнут стрелять, – пришла мысль, – можно будет залечь и замаскировать хотя бы голову».
Обратно он шел торопливо, рисоваться и рисковать было уже ни к чему. Девушка ждала, бессильно опустив руки.
«Вы болван, товарищ лейтенант! – сумрачно произнесла она. – Вам жизнь не на что тратить!»
«Это вам от болвана-лейтенанта! – вдохновленно произнес Родин, протянув букет. – Кстати, звать болвана – Иван».
Она не взяла цветы, отвернулась и пошла. Но не так-то легко было отвадить Ивана.
«Тогда я посажу их обратно, где взял!» – крикнул он уходящей девушке.
И он действительно пошел, что возьмешь с Ивана-болвана.
Она остановилась, чуть было не сказала «скатертью дорожка», даже губу прикусила.
«Вернитесь… Я возьму ваши цветы!»
Иван просиял и в мгновение стоял уже возле дамы.
«Спасибо!» – сказала она, принимая букет.
«Ради такой красоты и… красавицы… – Иван не нашелся вдруг, что дальше сказать, и почувствовал себя мальчишкой. – В награду скажите хотя бы свое имя».
Она чуть усмехнулась:
«Ольга».
«Ольга… Какое красивое имя».
Не хотелось уходить, прерывать эту невидимую серебристую нить, которая их соединила; несколько минут, просто миг в океане времени, и сколько чувств, страха, негодования, обиды, растерянности и облегчения, когда он вернулся с романтичным букетом…
«Иван, мне пора». В глазах еще оставался укор, но на прощание Ольга улыбнулась.
«Мы еще встретимся», – без сомнений произнес Родин.
Ольга не ответила.
А Иван пошел в свою роту, размышляя о том, что его романтичный порыв был с хорошей свинской подкладкой. По сути, Иван не сильно-то и рисковал, единственно, что снайпер мог подстрелить. Прошлой ночью саперы именно на этом направлении сделали проходы в минном поле для каждого танкового взвода. Здесь была низина, и она позволяла скрытно выйти на рубеж развертывания. Передали проходы той же ночью, как говорится, из рук в руки. И обозначили, использовав стволы срубленных деревьев, покрасив их с тыльной стороны белой краской. Ольга их не заметила, а враг тем более, не увидит.
Глава шестая
Нет ничего хуже долгой дороги на марше. А если эта дорога изувечена нашими «Junkers-Ju-88» или советскими штурмовыми бомбардировщиками… Единственная надежда, что подложенные мины, вырванные из земли взрывами, не уцелеют.
Так размышлял командир взвода 2-й роты 505-го батальона тяжелых танков (schwerePanzerAbteilung 505), бортовой номер «тигра» 201, лейтенант Вильгельм Зиммель. Он восседал на башне, и только что ему пришла интуитивная мысль сменить фуражку на каску. Сделав это, он заодно снял и протер тряпицей от пыли защитные очки.
Серые, унылые и привычные приметы войны уже давно не трогали: смердящие мертвые лошади, остовы сгоревших грузовиков, раздавленные артиллерийские орудия, обугленные «Т-34» и «PzKpfw III» и останки экипажей. Пламя войны выжгло все деревья вдоль дорог, оставив где почерневшую листву, а где лишь огарок черного ствола. Вильгельм подумал, что в первых числах августа в Vaterland и его родном Потсдаме гораздо теплее. И уж точно по ночам совершенно не холодно. Ну а о предстоящей русской зиме вообще думалось с тоской и содроганием…
Не вызывали никакого чувства у Зиммеля и сгоревшие избы, от которых уже не ощущался и запах гари. От иных остались черные стены, от других лишь печи с трубой. Странное изобретение… У них в доме была уютная под потолок, с узорчатым кафелем печь. И как приятно было после зимней прогулки греть на ней свои руки…
Из приказов командования Зиммель знал, что большевики заставляют под страхом смерти идти весь народ в партизаны. Поголовно, в том числе и детей. И поэтому в каждой избе может сидеть потенциальный враг. И поэтому цена одного снаряда в дом врага гораздо дешевле, чем пуля из этой избы в спину нашему солдату…
Механик-водитель Клаус тяжко обводит по краям воронок боевую машину. Мины – это главная беда даже для «тигра». Большевики еще не придумали танка сильнее «тигра». На Т-34 пушка слаба и броня тоже. Поэтому на марше судьба всех в руках Клауса. Санта-Клауса, как тут же прозвали его, как только он появился в экипаже. Добрый парень, отличный семьянин, как только принимается за прием пищи, расплывается в потусторонней улыбке, витает в своей Саксонии. Молодец-отец, в каждый отпуск ухитряется заделать очередного «арийца». В тридцать три года пять или уже шесть детей, наверное, сам уже сбился со счету.