В этом доме не часто вслух вспоминали о команде «Ветзо», будто имена погибших девушек могли принести несчастье.
– Старые слуги иногда рассказывают об этих телохранительницах, – чуть ли не шёпотом поведал слуга, не заметив нахмуренного взгляда секретаря. – Говорят, они погибли здесь в одном горном храме древних эдистерцев. Это правда?
Девушек, сидевших в подземном ходе, пробрала дрожь. Казалось, что призрак команды «Ветзо» действительно бродит где-то здесь и экипаж «Миража» не имеет с ним ничего общего.
– Оказывается, о нас здесь помнят не только Лейла и Левмер, – произнесла Модеста, и обвела взглядом удручённых подруг. – Вскоре наша мнимая смерть обрастёт легендами.
Её взгляд задумчиво смотрел на огонёк фонарика, что стоял рядом с ней на ступенях. Он имитировал живой огонь, и его пламя отбрасывало блики на девушек, сидевших в полутьме.
– Вот бы взглянуть на них, но я даже в истории Эдистера не нашёл их фотографий, – мечтательно вздохнул Тоасен. – Во дворце тоже ничего о них не сохранилось.
– И зачем тебе это? – спросил Эдуард, а после, снисходительно и беззлобно улыбнувшись, добавил: – Ах да, ты же любопытен без меры.
В его голосе прозвучала ирония.
– Самуил Амертсон лично попросил уничтожить всю информацию об этих девушках, к тому же они работали на МКСА, и их родственников могли беспокоить назойливые любопытные, вроде тебя. Только в архивах остались их фотографии и сведения об их гибели. Но туда редко кто заходит. Из средств массовой информации всё было изъято. Вряд ли что-то могло сохраниться.
– Жаль, – вздохнул Тоасен.
Левмер задумался и, наконец, на что-то решившись, сказал:
– Ну, если тебе так уж хочется знать, я кое-что могу показать.
Секретарь встал, и что-то достал из своего бумажника, лежавшего до этого на другом конце стола.
– Фотография? – глаза Тоасена заблестели от радости.
– Да. Принеси проектор, – попросил Эдуард. – Он вон там, на полке.
Левмер указал в нужном направлении. Тоасен принёс небольшой квадратный предмет, с прорезью. Секретарь вставил туда фотографию и нажал на боковую кнопку. Над проектором засветился конус света, расширявшийся к верху, и в середине его возникла трёхмерная картина. Это было раннее утро, вокруг цвели белоснежные хризантемы, а на ступенях террасы сидели три девушки в белых одеждах и маленькая девочка, одетая в красное платье. Они выглядели настолько живыми, будто сейчас заговорят. Ничего трагического или хотя бы сосредоточенно-делового в этом изображении не наблюдалось. Это просто были люди, молодые и жизнерадостные, которые не видели вокруг опасности и просто наслаждались прекрасным утром и цветущими вокруг растениями.
– Это они? И герцогиня? – затаив дыхание, спросил слуга, жадно всматриваясь в изображение. – Они были так молоды…
– Да, пожить им, можно сказать, и не пришлось, – печально согласился Левмер. – Эту фотографию я получил от бабушки Лейлы. Она не хотела, чтобы внучка видела это, но и уничтожить единственный снимок, который сделал её супруг с этих девушек, тоже не смогла. Она считала, что Лейле лучше поскорее забыть обо всех тех событиях, эти воспоминания могли стать тяжёлыми для ребёнка. Она отдала мне этот снимок, чтобы я распорядился им по своему усмотрению. Вот только не думаю, что Беатриса Амертсон хотела его уничтожения. У неё не поднялась рука это сделать. Вероятно, она рассчитывала, что я его просто спрячу. С тех пор я храню эту фотографию, и как память о погибших телохранительницах, и как память об умерших хозяевах.
– Тяжело вам, – посочувствовал Тоасен, и, что-то ещё припомнив, спросил: – А правда, что одна из телохранительниц спасла герцогиню Лейлу от гибели почти ценой собственной жизни?
Его любопытство не могло ограничиться столь малыми сведениями, раз уж подвернулся случай всё разузнать. И пока секретарю не надоел этот разговор, Тоасен был настроен узнать, как можно больше.
– Абсолютная правда, – холодно и неожиданно прозвучал голос вошедшей герцогини.
Глориоза бесшумно вскочила и, скользнув к двери, посмотрела в глазок. Остальные девушки тоже поднялись со ступеней, надеясь, что вскоре смогут войти в кабинет. Модеста взяла фонарик и взглянула на часы.
– Наша герцогиня очень недовольна, – прошептала Глориоза, хоть в кабинете её никак не могли услышать.