Александр Бараш
Экология Иерусалима. Избранные переводы современной израильской поэзии
Жилищные условия: номер галактики, номер звезды,номер могилы.Вы один (одна) или нет.Какой вид травы растет наверхуи откуда (пример: из груди, из глаза, изо рта и т. д.)
Имеете право на аппеляцию.
В пустом месте внизу – укажите,как давно Вы проснулись, а также причины Вашего удивления.
Нет, нет: они совершенно точнобыли людьми: форма, сапоги.Как объяснить. Они были – по образу и подобию.
Я – был тенью.У меня другой Создатель.
И он в своей милости не оставил во мне ничего, что умрет.И я бежал к нему, летел – невесомый, голубой,примиренный, я бы даже сказал: извиняющийся:дым к всесильному дымубез тела и образа.
Написано карандашом в запечатанном вагоне
Здесь в этом эшелонея Евас сыном АвелемЕсли увидите моего старшего сынаКаина сына Адамаскажите ему что я
1.В темной ночи черепаон вдруг обнаружил,что – родился.Тяжелый момент.
С тех пор он очень занят. Он думает,что он думает, что —и все время крутится:где же выход?
Если б были какие-то вещи, в каком-томире – он бы, конечно, их очень любил.Он бы дал им всем имена.Например: мозг.Это я: мозг: я – это он.
С того момента, как оказался в изгнании, ему кажется:можно было найти точку покоя.
2.Подозрение:в мире черепакроме него самого – нет никого.
И тут же – еще одно подозрение:толпа других сознаний закрыта в нем, как в тюрьме,камеры переполнены.Они откалываются от него, предают его изнутри,окружают.
И он не знает, какое из золменьшее.
За несколько недель до смерти она стоит в рамке окна,молодая женщина с элегантной перманентной завивкой,о чем-то думает, смотрит на улицу,на коричневой фотографии.
Снаружи смотрит на нее облако из середины днятридцать четвертого года, нечеткое, не сфокусированное,но с ней навсегда. Изнутрисмотрю на нее я, мне четыре года, почти,
останавливаю свой мячик,медленно выхожу из снимка и старею,старею осторожно, тихо,чтобы не испугать ее.
Наконец закончим морочить друг другу голову.Поговорим прямо, по-человечески, глаза в глаза:Родные и близкие, господа волки,Что между нами, кроме кровной связи, а?
Я левая рука.Да что ты говоришь, а я правая,кажется, мы уже встречались,мы так похожи, ты в точностимоя противоположность.
Как, ты меня не помнишь?Мы же вместе росли и любилииграть в войну, как в древности:пять рыцарей справа, пять слева,у всех шлемы из ногтей,и битва (сейчас ты вспомнила?) всегда кончалась ничьей.
Потом мы выросли, сделали карьеру,у каждой свои ногти,царапины, уловки —и вот в конце концов мы обе здесь,сплетены красиво, как надо,на животе нашего трупа. Какая встреча.С этого момента будем жить вместе,и даже создадим совместную фирму по выращиванию ногтейпо меньшей мере на две-три недели.
Уйди, выйди из меня, чего тебе надо?Я вырвал тебя из горла,вырезал из руки.Это я, ты слышала, я.
Какого тебе в этой темноте? Уйди ты.Я стер твою тень из своей тени.Во всем мире нет места нам двоим.Мне и мне.
Как рассеянный профессор, который позвонил себе домой и спросил: «Я здесь, где я должен быть?», так же позвонил я и спросил: «Я Дан, кто я должен быть?», и по рассеянности не почувствовал, что линия занята.
Звонок в дверь. Меня уже нет дома.Я вернусь завтра.Звонок. Меня уже нет в городе.Я вернусь послезавтра.Меня уже нет,вернусь после конца света.Теперь они ломают дверь.Глупо. Ведь я не собираюсьрождаться вообще.
Ночь, и часы на руке отстают. Рука виновата. Я сижу на краю крыши и спрашиваю (кого?), как добраться. Это зависит от выбора: ползти или прыгать? Когда-то здесь были ступеньки, снаружи по стене, они шли со двора на крышу. От них еще осталась память, зигзаг штукатурки, только память. И значит, нет выхода: я должен спрыгнуть. Я повисаю поближе к стене, стараюсь втереться плечами в штукатурку, чтобы не упасть, и падаю.
вернутьсяЗлой дух (иврит; букв. «прилепление»), который вселяется в человека, овладевает его душой, но сохраняет при этом самостоятельность. – А. Б.