Люди могли использовать криптопанков, которые им не принадлежали, в качестве аватара в Твиттере, и даже могли, если у них была хоть капля криптографических знаний, майнить свои собственные NFT и использовать изображение чужого криптопанка в качестве своей официально подтвержденной шестиугольной картинки профиля в Твиттере. Это раздражало некоторых владельцев панков, но это также было в целом хорошо для экосистемы криптопанка в целом, поскольку это подтверждало желательность панков и в конечном итоге служило скорее закреплению, чем размыванию их статуса как резонансных и ценных мемов.
Такие создатели, как Мэтт и Джон, похоже, не особо возражали: Как Доменико Дольче и Стефано Габбана, они поняли, что подделки, или то, что было известно как "проблема правого клика" после легкости загрузки NFT из Интернета, на самом деле являются фантастическим маркетинговым приемом. Если невладельцы хотят ассоциироваться с вашим брендом настолько, что готовы продемонстрировать подделку, это очень сильный сигнал, что вы делаете что-то правильно. Это также бесплатная реклама для вашего бренда, вот почему Dolce & Gabbana печально известны тем, что отказались сотрудничать с властями, когда полиция провела облаву на банду фальшивомонетчиков и изъяла кучу поддельных сумок. Магнаты роскоши понимали, что поддельщики приносят им больше пользы, чем вреда.
CryptoPunks не были искусством, но они повторяли многое из того, что наблюдалось в мире искусства на протяжении десятилетий, особенно вокруг таких художников, как Энди Уорхол. Уорхол обладал мгновенно узнаваемым стилем, который естественным образом вписывался в круги внутри кругов престижа и ценности. Постер Уорхола на вашей стене демонстрирует вашу близость к стилю и помогает ему приобрести еще большую культурную ценность - как и копия картины Уорхола, купленная за 15 долларов в Yiwu Seqiao Painting Co, Ltd., недалеко от Цзиньхуа в Китае. Официальные лимитированные издания Уорхола имеют реальную ценность на вторичном рынке, а оригинальные картины Уорхола - тем более. Поскольку Уорхол так часто копировал свои собственные работы, ранние (и, следовательно, более оригинальные) картины обычно стоят больше, чем поздние версии, даже если поздние версии больше или более отполированы. Определенные темы также стоят больше, чем другие - картина "Смерть и катастрофа" или портрет Мэрилин Монро гораздо ценнее заказного портрета, и так далее.
Подобный подход к темам и вариациям вышел на беспрецедентный уровень, когда создатели начали переходить на NFT. До тех пор, пока общий проект оставался мгновенно узнаваемым, даже в виде крошечной миниатюры, он мог мутировать в самые разные формы - в буквальном смысле, как в случае с Mutant Ape Yacht Club.
Десять тысяч оригинальных Bored Apes были одной из самых горячих коллекций NFT 2021 года; как и CryptoPunks, они не имели реальных художественных достоинств, но сообщество, выросшее вокруг них, было очень громким и заметным, и вскоре цена обезьян стала достигать миллионов долларов.
Yuga Labs, компания, создавшая скучающих обезьян, не остановилась на достигнутом - как и Supreme, она знала, что может вызвать лихорадочное возбуждение, создавая новые брендированные НФТ, которые можно коллекционировать. Поэтому Yuga создала множество новых рынков: обезьяны-мутанты, сыворотки, которые могли превращаться в обезьян-мутантов, если вы владели скучающей обезьяной, и даже домашние собаки, известные как Кеннел-клуб скучающих обезьян. Каждая новая капля приносила компании Yuga миллионы долларов. Менее чем через год после основания четырьмя скучающими, но слишком образованными миллениалами во Флориде компания была оценена венчурными капиталистами Кремниевой долины в 5 миллиардов долларов - более чем в два раза больше, чем Supreme.
История со скучающими обезьянами немного похожа на историю цифровых активов в целом: Если что-то дефицитное начинает сильно расти в цене, то оно не будет оставаться дефицитным долго. Биткоин остается дефицитным, но теперь существует множество альтернатив биткоину - ethereum, solana и тысячи других. Обезьяны редки; теперь вместо них можно купить собак - или камни, или пингвинов, или записанные на игральных картах предметы для игры, которой даже не существует.
Спроса не хватает, чтобы покрыть все предложение, поэтому спекулятивный пыл перетекает от одного актива к другому, временные промежутки часто измеряются неделями, а само понятие ценности размывается едкой иронией до бессмысленности.
Когда я изучал историю искусства в Университете Глазго в начале 1990-х годов, моей первоначальной идеей для диссертации было написать о встроенном устаревании в мире искусства. Это было время, когда "молодые британские художники", или YBA, впервые заявили о себе в мире искусства: Дэмиен Херст выставлял хрупкие, ограниченные по времени работы, такие как коровья голова, медленно пожираемая мухами, или пляжный мяч, неуверенно подпрыгивающий над ультраострыми лезвиями ножей. Вскоре после этого Рэйчел Уайтред создала свой шедевр "Дом" - бетонный слепок внутренней части дома в Ист-Энде, который просуществовал по проекту всего одиннадцать недель.
Мой интерес к недолговечному искусству был отчасти историческим - определенно есть эстетическое удовольствие от созерцания произведения искусства, которое, как вы знаете, скоро прекратит свое существование, - но он также был финансовым. История недолговечного искусства была в значительной степени реакцией против капиталистической коммодификации предметов искусства - ведь временное произведение искусства, такое как перформанс, не может быть подвержено спекулятивному рвению, когда коллекционеры покупают и продают его за все большие суммы. И все же, даже в начале девяностых годов уже существовало ощущение, что встроенное устаревание - это то, за что коллекционеры могут захотеть заплатить.
Художница Шарлотта Вестергрен, например, установила работу из кристаллизованного сахара над кроватью крупного коллекционера; часть искусства заключалась в том, что в течение нескольких лет сахар из прозрачного превращался в мутный, а его кусочки отламывались. В конце концов, работу просто выбросили - хранить ее было бессмысленно. Более известны обои с коровами Энди Уорхола, которые стоят очень дорого, если вы захотите купить несколько рулонов, а также предназначены для наклеивания прямо на стену, после чего их невозможно ни передвинуть, ни продать. Со временем они будут истираться и портиться, как и серебряные обои на "Фабрике" Уорхола, и на этом их естественная жизнь закончится.
Еще один пример: Швейцарский художник Урс Фишер выставил множество своих скульптур из свечей, которые предназначены для того, чтобы медленно сгорать дотла в течение нескольких недель. Одна из таких скульптур, огромный портрет коллекционера искусства Питера Бранта, была продана на аукционе Christie's в 2012 году за 1,3 миллиона долларов. Для того чтобы полностью реализовать ее потенциал, коллекционеру придется ее уничтожить.
Совсем недавно псевдонимный английский граффити-художник Бэнкси продал одну из своих работ на бумаге в замысловатой раме, предназначенной для измельчения произведения, если оно когда-нибудь появится на аукционе. В итоге это произошло в 2018 году, хотя механизм измельчения вышел из строя, и работа оказалась наполовину разрушенной: полоски бумаги болтались под рамой, а верхняя половина работы осталась нетронутой.
Победительница торгов решила оставить себе полуразрушенную работу, которую она только что приобрела за 1 042 000 фунтов стерлингов, и дождалась октября 2021 года, чтобы вернуть работу в тот же торговый зал Sotheby's, где на этот раз она была продана за 18 582 000 фунтов стерлингов, или чуть более 25 миллионов долларов.
Вероятно, было неизбежно, что поставщики НФТ возьмут эту концепцию и используют ее для того, чтобы попытаться превратить реальные объекты в цифровые. Например, группа, называющая себя Injective Protocol, купила отпечаток Бэнкси на бумаге за 95 000 долларов, создала НФТ этого отпечатка - то есть создала цифровой токен, который каким-то образом ссылается на отпечаток, а затем буквально уничтожила отпечаток, сжигая его. Затем они продали NFT за 380 000 долларов.
В эпоху НФТ "сжигание" предметов - очень распространенный способ поддержания или создания ценности. Если у вас есть криптовалюта и вы продаете ее на нулевой адрес, это "сжигает" валюту и делает ее невозвратной. Эффект схож с тем, когда компании проводят обратный выкуп акций: Он концентрирует право собственности у всех, чьи токены не были сожжены, и тем самым делает эти токены более ценными.