1
Из всех научных предметов, известных человеку, экономическую науку более всего преследуют ошибки. И это не случайно: любому предмету присущи трудные для понимания места, но в экономической науке они тысячекратно увеличиваются фактором, незначимым, скажем, в физике, математике или медицине, — интересами промышленных или политических групп. Несмотря на то, что каждая группа имеет определённые экономические интересы, совпадающие с интересами других, каждая группа также имеет, как мы увидим далее, интересы, противоположные интересам всех остальных. Группа, выигрывающая от такой линии поведения и имеющая, таким образом, в ней прямую заинтересованность, будет благовидно и настойчиво приводить доводы в пользу такого поведения. Они наймут лучших учёных, с тем, чтобы они посвящали всё своё время отстаиванию их интересов. И в конце концов они либо убедят широкую публику в том, что их группа всё делает правильно, либо настолько собьют её с толку, что ясное мышление по теме станет практически невозможным.
В дополнение к этим бесконечным отстаиваниям эгоистичных интересов существует ещё один немаловажный фактор, постоянно порождающий новые экономические ошибки. Как правило, люди видят лишь непосредственный эффект от проводимой политики, т.е. воздействие её на отдельную группу, и не желают вникать в то, каким будет в долгосрочной перспективе воздействие той же политики на все остальные группы. Эта ошибка заключается в игнорировании вторичных последствий.
В этом же состоит основное различие между верной экономической наукой и ошибочной. Плохой экономист видит только то, что непосредственно бросается в глаза, а хороший экономист видит дальше. Плохой экономист видит только прямые последствия предлагаемого курса, а хороший экономист видит более отдалённые, в том числе и косвенные последствия.
Это различие может показаться очевидным. Предусмотрительность, заключающаяся в том, чтобы видеть все последствия проводимой политики, может показаться само собой разумеющейся. Но не знает ли каждый по своему личному опыту, что существуют всевозможные слабости, очаровательные в начале и гибельные в конце? Не знает ли каждый ребенок, что если он переест конфет, то его будет тошнить? Не знает ли напивающийся, что на следующее утро у него будет изжога и «чугунная голова»? Не знает ли алкоголик, что спиртным он разрушает свою печень и сокращает свою жизнь? Наконец, переходя в экономическую, хотя и личную сферу, разве не знает лентяй и транжира, даже на пике своего восхитительного времяпрепровождения, что в будущем его ждут долги и нищета?
Тем не менее, когда мы вступаем в сферу государственной экономики, эти элементарные истины игнорируются. Существуют люди, считающиеся сегодня блестящими экономистами, которые резко выступают против сбережений и рекомендуют расточительство в государственном масштабе как способ экономического спасения. Когда же им кто-либо указывает на те последствия, к которым приведёт такая политика в долгосрочной перспективе, то они отвечают легкомысленно, подобно блудному сыну на предостережение отца: «Рано или поздно мы все умрём». И такие пустые остроты высказываются с претензией на разоблачительность эпиграмм и глубочайшую мудрость.
Мы уже и сегодня страдаем от долгосрочных последствий политики далёкого и недавнего прошлого. Сегодня — это уже наступившее завтра, которое плохие экономисты вчера требовали игнорировать. Одни долгосрочные последствия некоторых экономических решений могут стать очевидными в течение нескольких месяцев, другие могут не стать очевидными ещё несколько лет, а ещё какие-то — в течение десятилетий.
С этой точки зрения, следовательно, всю экономическую науку можно свести к единственному уроку, а этот урок — к одному предложению: искусство экономической науки состоит в умении предвидеть не только краткосрочные, но и долгосрочные результаты применения любого закона или осуществления любой политики; оно состоит в определении последствий проводимой политики не только для одной группы, но и для всех остальных.
2
Девять десятых экономических ошибок, приносящих колоссальный ущерб по всему миру, оказываются результатом игнорирования этого урока. Все эти ошибки проистекают из одной из двух главных ошибок, как я указал выше.
Верно, конечно же, и то, что возможна противоположная ошибка: рассматривая экономическую политику, концентрируются только на её долгосрочных результатах для общества в целом. Или проявляют полнейшее бессердечие в отношении групп, которые сразу же пострадают от проведения политики в жизнь, хотя в долгосрочной перспективе она окажется выгодной.
3
Часто с горечью отмечается тот факт, что плохие экономисты эффектнее преподносят общественности свои ошибочные подходы, чем хорошие экономисты излагают свои верные воззрения. Нередко выражается сожаление всвязи с тем, что демагоги более правдоподобно излагают экономическую бессмыслицу с трибуны, чем человек, пытающийся объяснить суть заблуждений демагога. Дело в том, что демагоги и плохие экономисты излагают только полуправду, поскольку говорят лишь о непосредственных результатах предлагаемой ими политики. То, что они говорят, часто бывает правильным. Вот почему в этих случаях требуется доказывать, что предлагаемая политика будет иметь отдалённые и менее желательные последствия или что она приносит выгоду одной группе за счёт остальных. Необходимо исправлять полуправду, приводя другую половину информации. Но часто для рассмотрения основных воздействий предлагаемого курса на все группы необходимо выстраивать длинную, сложную и скучную цепочку доказательств. Бóльшая часть аудитории находит её слишком сложной для осмысления, вскоре устаёт и теряет внимание. Плохие экономисты заверяют аудиторию в том, что ей даже не нужно следовать за рассуждениями и оценивать их по своим критериям, поскольку рассуждения — лишь «классицизмы» или «капиталистическая апологетика» — они добавляют красивые слова, которые могут эффективно воздействовать на аудиторию.
Мы изложили суть урока и возникающих ошибок в общем виде. Но урок не будет усвоен, а ошибки не будут узнаваться, если их не проиллюстрировать примерами. Через эти примеры мы сможем продвигаться от наиболее простых проблем в экономике к наиболее запутанным и сложным. Благодаря этому мы научимся находить грубейшие и наиболее очевидные ошибки, а в итоге — наиболее сложные и трудноопределимые.
ЧАСТЬ 2. ПРАКТИЧЕСКОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ УРОКА
ГЛАВА II. Разбитое окно
Начнем с простейшей возможной иллюстрации: подражая Фредерику Бастиа, рассмотрим пример с разбитым оконным стеклом.
Хулиганствующий юнец бросает кирпич в витрину булочной. Яростный владелец последней выбегает на улицу, но мальчишки и след простыл. Собирается толпа и начинает с молчаливым удовлетворением разглядывать зияющую дыру в витрине и осколки, усеявшие хлеб и пироги. Вскоре ей становится необходимо философски осмыслить случившееся. Несколько человек практически наверняка будут напоминать друг другу или владельцу булочной, что, в конце концов, у каждой неудачи имеются свои плюсы, например, у какого-нибудь стекольщика появится работа. Как только приходит эта мысль, начинается разработка её в деталях. В какую сумму обойдётся новый лист стекла для витрины? Ого, 250 долларов! Это вполне приличная сумма… Если бы стёкла никогда не разбивали, то что бы произошло со стекольным бизнесом? Стекольщику придётся потратить 250 долларов на расчёты с поставщиками, они, в свою очередь, потратят чуть менее 250 долларов на оплату товара другим поставщикам, и так до бесконечности. От разбитой витрины будут расходиться бесконечно расширяющиеся круги, обеспечивая людей спросом, деньгами и занятостью. Из всего этого толпа могла бы сделать логическое заключение: хулиган, бросивший кирпич, не только не угроза обществу, а общественный благодетель.
Однако, давайте рассмотрим эту ситуацию с другой стороны. Толпа, по крайней мере, права в своём первом выводе. Этот небольшой акт вандализма, в первую очередь, означает больший объём заказов для некоего стекольщика. Стекольщик, извещенный о случившемся, нисколько не расстроится. Но у владельца булочной не останется тех 250 долларов, на которые он планировал приобрести, скажем, новый костюм. Поскольку ему пришлось ремонтировать витрину, ему придётся обойтись без костюма. Иными словами, вместо того, чтобы иметь и витрину и 250 долларов, у него теперь есть только витрина.