— Да что он такое говорит? — вконец растревожилась Ивонн.
— Сказал: не переводите ей! Вот и прошу: пепел мой… ребятишки… по Невскому… а? Развеете? Или я уж на Невский — никогда?
В испуге мы что-то отвечали, пробовали перевести разговор на другую тему, но он продолжал свое.
— Сто чертей! — уже кричал Виктор. — Почему душе быть там, а телу быть тут? Может мне это ваша Конституция объяснить? Меня в 12 лет сюда привезли, пацаном. Ну, правильно: жил — не тужил… Да когда-то ведь надо подумать о воссоединении тела с душой! Ну-у?!!
— Виктор, — сказала моя жена, улыбаясь, но уже сквозь слезы. — Мы сделаем, все сделаем. Но при чем тут твои доллары? Ну при чем?..
В прихожую мы вышли втроем. Как и раньше, открыв нам дверь, Ивонн опять жарко и торопливо зашептала:
— Возьмите, умоляю… Он все кружит по дому, что-то ищет, но я догадалась — что, и все перепрятываю, перепрятываю. Как будто в жмурки играем со смертью. Умоляю вас!
Она уже метнулась в кухню и совала нам какой-то сверток.
— Заряжен? — шепотом выдохнули мы.
— Конечно. Ведь ему специально принесли.
Я почти вырвал у нее пакет: в прихожую входил Виктор. Какие у него почерневшие губы… Издали это еще заметнее.
Мы вышли на улицу. Всюду мерещились подозрительные ночные тени, больше, чем их было въявь. Ключ, как назло, никак не влезал в дверцу машины. Чьи-то шаги за спиной: раз, два… три… шесть… десять… Машина взревела, наверное, перебудив весь квартал. Мост Гренель. Взяв двумя пальцами сверток, я подошел к перилам. Внизу, в темноте, раздался всплеск. Никого. Только статуя Свободы, но она, как всегда, стояла спиной.
Отчего, отчего покинула этого человека и так уже больная ностальгией душа его?
«Человек носит с собой повсюду смертность свою»… Блаженный Августин. Пятнадцать веков назад.
Смертность — пусть, но — не смерть же! Он согласился на операцию, в успех ее не верил, мрачно шутил про свой «рачище»: «Засел во мне и усами шевелит…» Но он не хотел ждать, когда болезнь расправится с ним.
Опасность для него таила не только болезнь. Он хорошо знал, что те, кто грозил ему по телефону, не бросают слова зря. Однажды они перейдут от угроз к делу, но для этого они должны сами перешагнуть через страх. Вот в чем разница между ними: они не могут через этот страх перешагнуть, а у него страха и вовсе нет. Поэтому можно жить.
Его, охотника за нацистами, теперь самого преследовала погоня!
Хорошо помню, как угнетающе подействовало на него это открытие. Началось же так. В марте 1983 года по центральному телевидению Испании намечалась дискуссия с участием нацистского преступника Леона Дегреля. Виктор в смятении позвонил мне и сказал, что на дискуссию приглашен также советский юрист, один из тех, кто участвовал в Нюрнбергском процессе. Знает ли он, кто такой Дегрель? Как послать ему книгу «Мафия СС»? По настоянию Александрова я позвонил в советское посольство в Мадриде, там нашли перевод книги на испанский язык. Он хотел, чтобы с помощью его книги была продолжена начатая им дуэль.
— Почему именно Дегрель не дает тебе покоя? — спросил я.
— Награждая его железным крестом «За заслуги», Гитлер сказал: «Если бы у меня был сын, я бы хотел, чтобы он был таким, как ты». И Дегрель был достоин «отца». На Украине он вешал так: комсомольцев — на одной стороне дороги, комсомолок — на другой. Чтоб друг у друга на виду. Меня это потрясло. Я поклялся его выследить и обнаружил в Испании в 1961 году, где под чужим именем он жил в коммуне Константина под Севильей. Посмотри, какая вилла…
На снимке, однако, была не вилла, а целый замок.
Он обнаружил Леона Дегреля в 1961 году. Создатель фашистской рексистской партии, учинивший неудачный «поход на Брюссель», а после захвата Бельгии вермахтом сформировавший мотобригаду СС «Валлония» (в 1944 году она была разгромлена в СССР), Дегрель нашел покровительство у Франко. Когда он был разоблачен, испанские власти объявили о его высылке из страны. На самом деле они лишь сделали вид, а он лишь сменил имя: Хуан Санчес стал доном Леоном Хосе де Рамиресом Рейном. Но когда почти повсеместно вступили в силу законы об истечении сроков преследования за военные преступления, Дегрель вышел из тени. Испанское издательство «Сармата» выпустило его «Воспоминания фашиста». Примечательный пассаж: «Шесть миллионов евреев, уничтоженных в концентрационных лагерях, — миф иудейско-марксистской пропаганды. На самом деле это были центры переподготовки, которые контролировали сами евреи. Что касается печей крематориев и газовых камер, весь мир теперь знает, что речь идет о самой низкой провокации, изобретенной еврейской пропагандой. Лагерь Дахау был построен евреями из Голливуда после войны, чтобы снимать там антинемецкие фильмы».