— Не отчаивайся, детка! — говорил отец. — Что случилось, то случилось. К сожалению, прошлое мы изменить не можем. Но одна, даже масштабная неудача — не повод махнуть рукой на всю жизнь. Ты молодая, талантливая. Ты добьёшься своего! Я в тебя верю! И готов помочь!
Я смотрела на него, жадно ловя каждое слово. Это было то, чего мне не хватало: обычное ободрение, поддержка. Не жалость, а участие. И предлагал мне это только он — мой папа.
Вот теперь я оценила всё. И за золотым блеском украшений и дисконтных карт, подаренных Хейли, разглядела истину. Поняла, кто по-настоящему любит меня. Как же я радовалась, что не выбросила папины подарки: милые вещицы из разных стран, откуда он приходил на мои дни рождения. Ведьминская куколка, заговорённая на удачу, осколок зерука — камня, упавшего с неба… Теперь они были дороже всех брендовых сумочек и туфель. Ведь эти подарки были уникальны и неповторимы. Вещи не для хвастовства, а для памяти. Жаль только, что поняла я это такой ценой!..
Я была благодарна папе и господину Труалю. Они не отказались от меня, взяли на работу, не глядя на «грязный список» и вопреки всем негласным распоряжениям. Относились с уважением, признавая мои заслуги за прошедший год. День за днём я училась жить заново, без опоры на имя отчима и отца, а скорее вопреки им. Ведь сейчас моя фамилия больше вредила, чем помогала. Я жила, не рассчитывая ни на кого. Да и меня, по сути, теперь всерьёз мало кто воспринимал. На мне поставили жирный крест, и никто не считал нужным и целесообразным цацкаться со мной, тратить свои силы и время.
Когда-то, сразу после смены гилайонного номера и удаления страниц в соцсетях, я готовилась к тому, что знакомые (не все, но хотя бы кто-то) всё-таки будут искать меня. Так вот, зря. Не искал никто: ни однокурсники, ни коллеги. Ушла и ушла. Пропала и пропала. Мои бывшие друзья словно отрясли руки. Я совру, если скажу, что легко пережила это. Нелегко. Внутри всё горело. Не ярким огнём, а медленным жгучим пламенем тлели наивные юношеские принципы и убеждения. В итоге после нескольких месяцев изгнания, сплетен и косых взглядов я словно переплавилась внутри, прокалилась и стала другой. Совершенно иначе смотрела на мир вокруг себя. Теперь я чётко делила окружающих людей по группам или кругам, как демоны и тёмные эльфы. Основная масса находилась вообще за пределами моего внимания и интереса. Были соседи и нынешние коллеги, которых я поместила в третий круг, — те, с кем в силу обстоятельств приходилось общаться — коротко и по делу, без всяких разговоров по душам. И был папа в первом, ближайшем круге — самый дорогой и родной человек, единственный, кому я ещё доверяла. Вы спросите, кто был во втором круге?.. Никто! Второй круг — это пограничная зона, отделяющая своих от чужих.
Оказывается, для нормального общения не нужно много друзей и знакомых, хватит и одного, если он понимает тебя, дорожит тобой. И поверьте, мы с папой говорили не только о моих проблемах и неурядицах. Наоборот, с каждым днём делали это всё реже. Отец стал моим наставником как репортёр. Учил сам, открывая секреты и хитрости нашей профессии. Водил к своим приятелям, которые тоже добились успеха в репортёрской деятельности. Показывал, как работать с информацией, нещадно критиковал мои проекты, не пропуская ни одного огреха, и хвалил, если шоу с моим сценарием собирало просмотры.
Тем удивительнее для меня было узнать, что у отца есть личная жизнь. Естественно, я понимала, что он не хранит маме верность, всё-таки прошло больше двадцати лет после развода. Нельзя тосковать столько времени по тому, кто давно тебя забыл и счастлив с другим. Но за все эти годы я не видела рядом с папой другой женщины. А тут на тебе!.. Началось с того, что во время уборки я нашла ментоловые сигареты, длинные тонкие, точно не мужские. Тем более папа не курит. Вывод напрашивался сам собой: в доме была другая женщина. Лезть с расспросами я посчитала нетактичным. И ждала, что отец сам познакомит нас, если посчитает нужным. Но проходили дни, а я по-прежнему не знала имя таинственной незнакомки. Папа каждую свободную минуту находился рядом со мной, всегда ночевал дома, по гилайону разговаривал спокойно, не прячась и не шепчась. И история с сигаретами стала благополучно забываться.
Но однажды я встретила в съёмочном павильоне молодую женщину с длинными светлыми волосами. Кажется, до этого я видела её в бухгалтерии. Блондинка передала отцу папку, что-то показала ему в бумагах и сразу ушла, но я почему-то обратила на неё внимание. Может, сработало чутьё? Не знаю. А когда через несколько дней увидела её, выходящей из курилки и прячущей в сумочку ментоловые сигареты, поняла, что это и есть та самая таинственная незнакомка. Из любопытства я зашла на сайт телеканала и уже через полчаса всё выяснила: как зовут, где и кем работает, семейное положение. И после того дня словно прозрела! А папа с нашим бухгалтером то и дело стали попадаться мне на глаза. Как-то, зайдя в финотдел, я увидела там отца. Он стоял возле стола, за которым сидела та самая блондинка, и что-то доказывал, тыча пальцем в бумажку, а женщина слушала, кивала, потом словно невзначай поправила воротничок его рубашки. И папа даже бровью не повёл, как будто ничего особенного не случилось!.. В другой раз я заметила, как отец, проходя мимо, быстро приобнимает эту женщину за талию, а она улыбается ему, нежно, интимно. Так на посторонних мужчин не реагируют.