И какое-то время держалась, пока не увидела по телевизору Авизара с Камиллой Гальяно, одной из высокородных леди, представленной на нынешнем весеннем балу. Ничего особенного, обычная девица, над которой поработали стилисты. Но я видела, как король смотрел на неё. И я знала этот взгляд: Авизар хотел её! Он спал с этой породистой девкой!.. И не потому что, она — выгодная жена из Саноса, а потому что захотел сам! Захотел её, а не меня! Меня он давно выбросил и забыл, как…
— …Да ты мусор и есть!..
И летящий огонь! Одной сплошной стеной! С гулом несётся на меня!..
Меня трясло от застарелого страха и от измены короля. А я восприняла это именно как измену. Конечно, я понимала, что между нами всё кончено. Я злилась на Авизара за то, что он так поступил со мной: не поверил, сломал и, что хуже всего, не просто убрал меня из своей жизни, а вообще убрал из ЖИЗНИ, запретив заниматься любимым делом. Но это была его месть мне как журналисту, как человеку. Сегодня он предал меня как женщину. Это было ожидаемо, но всё равно больно!.. Даже не осознавала, что так приросла к королю, вопреки всем предостережениям и доводам разума. Я до сих пор думала о нём, не постоянно, но довольно часто. Иногда мне снились кошмары, когда Авизар бил меня, унижал в той квартире. А иногда снилось, что мы занимались любовью, так сладко, так нежно… И я не знаю, какие из этих снов были хуже.
Я ещё раз посмотрела на улыбающуюся пару и выключила телевизор. Прикурила сигарету, только сейчас обратив внимание на то, как дрожат мои руки… Жизнь в очередной раз отвесила мне оплеуху. Я с детства не знала отказа ни в чём. И моей самой большой трагедией и потерей стал развод родителей. Как компенсацию за это я получила известное имя, достаток, внимание окружающих. И вот сейчас методично, одно за другим теряла всё. Что следующее? Что у меня ещё осталось?.. Только продать меня саму вампирам!.. Почему эта мысль вызвала нервный смех. Я хохотала как ненормальная, пока на глазах не выступили слёзы. Даже не услышала, как хлопнула входная дверь.
— Софи?! Что?.. — перепуганный отец схватил меня за плечи. — Что опять?
— У его величества Авизара новая подруга.
— Тьфу! Чтоб тебя! Я уже думал, что серьёзное… — папа рухнул рядом и, отдышавшись, хмуро посмотрел на меня: — Софи, выбрось его из головы! Четыре месяца прошло! Всё! Забудь!
Четыре месяца! Вот так, переползая изо дня в день, прошли четыре месяца моей жизни. Скучно. Бесцельно. Неинтересно. Дрожащими руками я сделала новую затяжку, глотая горький дым.
— Софи! — угрожающе рявкнул отец на такую наглость с моей стороны.
— Прости, папа! — прохрипела я. — Но лучше так, чем снова захлёбываться слезами… Хватит! Наплакалась на всю жизнь вперёд.
Отец тяжело вздохнул и брезгливо глядя на тлеющую сигарету, зажатую между моими пальцами, сказал:
— Доча, не увлекайся ты этим делом. Потом захочешь бросить — и не сможешь. Себе же хуже делаешь. Ему-то что? Живёт в своём дворце, леди еб. т, а ты уже из человека превратилась в оголённый нерв — тонкий, звонкий. Потяни сильнее — и не выдержишь!..
Я понимающе кивнула.
— Обещаю, пап, что буду ограничивать себя, — и помахала перед ним пачкой. — Оставлю её как успокоительное на крайний случай. Идёт?
Отец осторожно забрал сигарету и крепко-крепко обнял меня.
— Девочка моя! Я знаю, что сейчас тебе очень плохо. Внутри всё горит, ведь тебя предали те, за кого ты пошла бы на смерть. К сожалению, нет заклинаний и зелий, которые могут исцелить душу! Это нужно пережить. Пройдёт время, и ты поймёшь, что жизнь продолжается…
Я слушала его и понимала совсем другое: отец так остро чувствовал меня, потому что сам пережил подобное.
— …Можно жить дальше без тех, кого ты считал самыми дорогими и близкими, без которых не мыслил своей жизни. Можно смотреть на них рядом с другим человеком и не корчиться от боли и звериной тоски. Можно встречаться с новыми женщинами и по-настоящему улыбаться им, — папа словно опомнился и растерянно улыбнулся мне: — Пройдёт время, Софи… Всего лишь пройдёт время… И я буду рядом с тобой столько, сколько потребуется.
— А у тебя не было никого, когда мама ушла, — я сглотнула слёзы. — Прости, пап.
— У меня была ты, детка! Я знал, что ты любишь меня и скучаешь. Знал, что нужен тебе. Это очень помогало. Наши разговоры по вечерам… Ты думаешь, я звонил, чтобы ты не скучала?.. Не только, Софи. Я звонил, чтобы не сойти с ума в пустом доме, без вас… — отец снова обнял меня. — И ты никогда не забывай, что нужна мне. Ты моя дочь. Моя гордость. Моя умница. Моя красавица… Главным успехом в своей жизни я считаю не премию Иржи Горака и не звание «Легенды журналистики», а тебя.