Потом что-то произошло. Наверное, очень нехорошее, потому что пошли сплошные больницы, больницы, больницы… Замелькали города, как кадры кинофильмов. Потом новая школа. Высокая, злая и толстая воспитательница с массивным золотым обручальным кольцом на безымянном пальце правой руки. Дети, ходившие по коридорам с вытянутыми руками и совершенно белыми глазами без зрачков. Два голубоглазых мальчика блондина. Оба с постоянно шмыгающими носами. Один, правда, в толстенных очках. А на мой вопрос «зачем ему очки ведь он не видит всё равно», неизменный ответ «так сказали». Бедняга, он протаскал их ещё довольно долго. А вот совсем недавно его не стало. Второй ныне профессор математических наук или как там… Вот что вышло из сопливого мальчугана.
Особенно меня поразила церковь на территории школы. Под нею подвал, в котором когда-то хоронили живших и работавших здесь людей. Прекрасный фруктовый сад, где мы подкармливались яблоками, орехами и другими дарами матушки-природы. Огромный стадион, маленькую спортивную площадку с бюстом Ленина в кустах и отбитым носом. Пионерские линейки. Повальная эпидемия какой-то болячки. Пустая школа и только нас пятеро не заболевших. Съёмки фильма. Противный учитель музыки. Воспитатель, бывший футболист. Побег из школы за газированной водой. Переезд в новое здание школы. Первое разбитое там окно. Повара Аурику Ивановну, выбросившуюся позже из окна толи второго, толи третьего этажа. Нового учителя музыки и отвратительную учительницу пения. Ненависть к немецкому языку. Учителя истории — капитана третьего ранга, подводника. Любовь к философии. Стремление научиться играть на гитаре.
Потом Российская глубинка и старый город. Отвратительный самогон, противное пиво и жуткая водка с гадким вином. Первая любовь. Нет, вру, вторая, а может и третья, но то, что другая, так это точно. Не похожая ни на одну прошлую. Золотая Пушкинская осень. Гонки на лодках по реке. Соловьи и много-много музыки!
Потом опять что-то произошло… Вновь больницы выстроились в ряд. И, как следствие, предприятие… Разговоры в раздевалке только о пьянке да сплошные маты… Однако душа требовала творчества, а какое творчество за отупевающе гудящим станком?! Постоянный «план, план, план». Тогда я придумал станок для облегчения работы. И получил по шапке. Однако сей урок не пошёл мне впрок, и я вновь придумал. И опять получил по шапке. Вот тогда-то я и ушёл.
И замелькали города, вокзалы, гостиницы, поезда, самолёты, автобусы, такси… Концерты, концерты, концерты… Радио, телевидение, газеты, журналы, интервью. Много новых и очень интересных людей, судеб, знакомств, музыка, гитара, песни в лесу у костра, на берегах рек Рось и Дон, Днестра и Днепра, фанерные домики баз отдыха, брезентовые палатки, всегда прекрасные звёзды!..
И вдруг снова что-то произошло. Карусель жизни замерла. За окном застыли две шестнадцатиэтажки, да мелькающий меж ними, то в одну, то в другую сторону, трамвай. Рвущий динамики современный музон, грохочущий из распахнутых окон несущихся куда-то машин. Раздражённые голоса людей. Шарящий ежедневно в альтфатере один и тот же нищий. Крыса, удирающая от него, успевшая утащить из-под носа корку хлеба и ныряющая в нору под крыльцом. Два наркомана, стерегущих свою жертву день изо дня. Тупые рожи ментов, метущихся мимо — их не интересуют мальки, им нужна рыба покрупнее. Девчонка-красавица, как одинокая берёзонька, обречённо ожидающая своего клиента. И тут снова что-то произошло…
Но что на этот раз?!
А дальше была война…
Примечание
В книге использованы воспоминания Ольги Нику, Тамары Скибы, Ольги Якушевой (Дёминой), Валерия Кузёмы, Владимира Забродина (Корзунова), Анны Кузиной, Алексея Акимова, Димы Зачаренкова, Елены Бояриновой (Акуловой), Андрея Бондаренко, Сергея Залесова, Лилии Корженковой Владимира Бондаренко, Виктора Ермилова, Николая Пичугова, Андрея Ермакова, Якова Кухаренко, Ольги Волжской (Илкова-Моисеенко) и многих, многих других.