Она была потрясена его видом. Он прибыл в Бреслау более двух недель назад, еще до морозов, но, видимо, его путешествие было еще более тяжким. Он выглядел похудевшим и более потрепанным, чем обычно. Его бриджи и камзол висели жалкими складками на плечах и бедрах, точно лохмотья на пугале. Может, он тоже болел? Она знала, что у него слабое здоровье, — иногда ей приходилось ухаживать за ним на Злате уличке, когда он прихварывал. Вдруг сильный приступ кашля согнул его пополам.
— Вилем?..
Их воссоединение оказалось не таким, как она ожидала. Он был настолько поглощен проверкой ящиков — открывал их по одному, вытаскивая завернутые в непромокаемую ткань тома, суетился и трясся над ними, прежде чем поменять деннаж, — что даже не заметил появления Эмилии. Она быстро прошла к нему по погребу, лавируя между пустыми винными полками и множеством ящиков. Большинство крышек были открыты, и крошечные золоченые буквы поблескивали в свете факела, когда она проходила мимо. Позже она догадалась, что книги сложили в ящики в алфавитном порядке: Абулафия; Агрикола; Агриппа; Артефий; Аугурелло. За ними следовали Бёме; Бирингуччо; Борбоний; Бруно; Бэкон. Эти имена мало значили для нее, так же как и названия книг: De occulta philosophia, De arte cabalistica. Наводили на мысль о каких-то нечестивых занятиях. «Зеркало алхимии». Occulta occultum oculta. Что собирается королева, заклятый враг католицизма и суеверий, делать с этими трудами? FICINUM, прочла она на корешке одного объемистого фолианта, Pimander Mercurii Trismegisti.[29]
— Вилем!
Наконец заметив ее, он проявил не больше удивления или радости, чем при обнаружении некоторых дорогих его сердцу книг в ящиках, которые он продолжал обследовать еще минут двадцать. На самом деле еще несколько дней он больше беспокоился о книгах, чем об Эмилии. Как и Отакар, он был одержим идеей, что эта коллекция попадет, как он выражался, в плохие руки, то есть будет разграблена, сожжена или исчезнет в архивах Фердинанда или кардиналов Святой палаты. Позже он расскажет ей, что помогал перевозить «первую партию», около пятидесяти ящиков с книгами. Вторую партию отправил из Праги по реке сам сэр Амброз, поэтому Вилем не удивился, что этот англичанин торчал один в библиотеке. Только когда Эмилия описала последний эпизод, происходивший перед взрывом, — в ту минуту они разговаривали, сидя на паре винных бочек, — это вызвало у него хоть какой-то интерес. Точнее, заинтересовался он тем переплетенным в кожу манускриптом, что она видела на библиотечном столе. Дважды он заставил ее пересказывать события того вечера, но в итоге растерянно признался, что не узнает по ее описаниям ни книги, ни всадников. Он спрыгнул с бочки, присел на корточки и порылся немного в одном из ящиков, бормоча и ворча что-то себе под нос.
— Ты говоришь, переплет у нее был, — бросил он через плечо, — похож на вот этот, — Он развернулся, прижимая к груди толстый том. — Вот такой?
В свете факела она разглядела сложные завитки, оттиснутые на кожаной крышке, — орнамент в виде причудливых завитков напомнил ей вдруг затейливые дорожки сада-лабиринта Пражского замка, виденные ею из окон верхнего этажа Краловского дворца. Из-за цветного переднего обреза (переднего поля страниц) этот том выглядел как одна из «золотых книг», которые он показывал ей месяцем раньше. Она кивнула:
— Точно такой же, да. Такой же узор, я хотела сказать.
— Странно… очень странно. — Он крутил пальцами клочок своей нечесаной бороды, задумчиво поглядывая на эту тисненую кожу. — Но ты говоришь, что страницы не были окрашены? — Она отрицательно покачала головой. — Гм-м, — хмуро промычал он, опустив нос в свой грязный плоеный воротник. — Надо же, и правда крайне странно.