– Я ничего не понимаю...
Штирлиц дождался, пока прошел состав, проводил взглядом нескольких пассажиров и заметил:
– Времени на раздумье у вас мало. Поезд уйдет через двадцать минут, господин Баум. Я дерусь за жизнь, и в этой драке нельзя жить без страховки. Я крепко подстрахован. Так же, как вы. Но мне терять нечего, я одинок, а у вас семья. Думайте.
– Где Ганс?
– Там, где ему следует быть.
– Он жив?
– Да. Кстати, вы уберете его отсюда, передислоцируете в другое место, я отныне не хочу его видеть...
– Что он вам еще сказал?
– Я отвечу. Но только после того, как мы вместе смотаем туда, где мои междугородные разговоры не будут слушать здешние любопытные телефонистки, которым вы платите премию за информацию.
– Какова возможная прибыль от дела?
– Не знаю. Пока не знаю. Но я рассчитываю принимать здесь не менее пятисот американских горнолыжников. Это – много. Это – деньги.
– Сколько я должен буду внести в предприятие?
– Гарантию моей жизни и нашу дружественность.
– Что еще?
– Ничего.
– Но вы понимаете, что в Мюнхене вами заинтересуются еще больше, узнав, что вы в контакте с «гринго»...
– Понимаю. Однако от вас зависит все: либо вы даете информацию Гелену, что ко мне выгодно и дальше присматриваться: «возникают интересные возможности, он нужен живым», либо предлагаете выдать меня властям, выкрасть, устранить. Все зависит от вас. Если со мной что-то случится, помните – я подстрахован. Мое горе вернется к вам бумерангом.
– Хорошо, а если я откажу вам?
Штирлиц пожал плечами:
– Ваше дело, господин Баум. Но отказ поставит под удар всю вашу цепь. Я знаю ее... С самого севера. С Игуасу... И повинны в этом громадном провале будете вы. Именно вы.
– Почему именно я?
– Потому что ваши коллеги были благоразумнее. Они понимают лучше, чем вы, что мы – в конечном-то счете – делаем одно и то же дело. Пример с Гансом – явное тому подтверждение. О других я умолчу, это асы Гелена, я дорожу их дружбой. Мы дружим с ними, господин Баум. Они верят нам.
– В таком случае назовите имя хотя бы одного из наших асов.
– Ну, этого-то я никогда не сделаю.
– Значит, блефуете.
– Это самоуспокоение на десять минут. Потом наступит пора мучительных раздумий и раскаяния. Вам известен мой ранг в СД?
– Да.
– Вы понимаете, что я унес с собой определенную информацию из рейха, и на вас в частности: «нелегальный резидент гитлеровского вермахта в Аргентине с тридцать девятого года по девятое мая сорок пятого»?
– Да.
– Вы понимаете, что я могу распорядиться этой информацией и к своей пользе, и к нашей общей?
– Понимаю.
– В таком случае: что интересует Гелена – только в связи со мной?
– Передвижения.
– Еще?
– Контакты.
– С кем?
– Со всеми.
– И ничего больше?
Баум закряхтел; растерянность на его лице была очевидна: человек попал впросак, мучительно ищет выход из трудного положения.
– Ну, давайте же, время...
– Повторяю: контакты. Все контакты... Особенно – с аргентинцами... Точнее, с одним аргентинцем...
– Имя! – Штирлиц прикрикнул, чувствуя, что теряет ритм и натиск.
И Баум сдался:
– Сенатор Оссорио... Бывший сенатор, так вернее...
– Кто его должен ко мне подвести?
– Не знаю. Но – подведут. Ждите. У него есть материалы, которыми интересуется Центр. Это связано с работой комиссии сената по расследованию антиаргентинской деятельности. Люди Перона не смогли их получить, документы исчезли. Вы, как считают в Мюнхене, ищете именно эти материалы...
– Значит, после того, как я их получу, вы должны убрать меня?
– Не знаю.
– Кто возьмет билеты? – спросил Штирлиц.
– Вы.
Из соседнего городка Штирлиц заказал три телефонных разговора: один с ФБР (в Кордове он не зря спросил у Джона Эра номер коммутатора), второй с Краймером, а третий номер был вымышленным.
Когда ответил низкий голос: «Федеральное бюро расследований, доброе утро, слушаю вас», – Штирлиц попросил соединить его с мистером Макферсоном (от Роумэна знал, что этот человек, руководитель подразделения по наблюдению за европейскими эмигрантами, умер семь месяцев назад); бас пророкотал, что мистер Макферсон больше не работает в управлении: «Очень сожалею, может быть, соединить с кем-то еще из его группы?» Штирлиц поблагодарил, сказав, что он перезвонит в другой раз. Краймеру он сказал, что необходима ссуда, пара тысяч долларов, все остальное он берет на себя; «и, пожалуйста, отправьте то, о чем я вас просил; время; теперь я готов к встрече»; третьего разговора не стал дожидаться, вышел из кабины и попросил Баума:
– Выкупите у барышни в бюро заказов бланк с номерами, не надо, чтобы здесь оставались те номера, я напишу ей другие...
И Баум сделал это; Штирлиц порвал бланк, бросил в урну и вышел из почты; на улице Баум схватился за живот: «Сейчас я вернусь, это на нервной почве». Идет подбирать обрывки бланка, понял Штирлиц, очень хорошо, пусть, как раз в это время я и отправлю письмо Роумэну...
Гарантированная свобода личности (сорок седьмой)
«Л»16. – Мистер Краймер, я пригласил вас для того, чтобы задать ряд вопросов, связанных с вашей поездкой в Аргентину.
Краймер. – Во-первых, представьтесь, во-вторых, объясните, отчего я вызван в Центральную разведывательную группу, в-третьих, будет ли наше собеседование носить такой характер, что я должен пригласить сюда своего адвоката?
«Л». – Меня зовут Джозеф О'Брайен, я консультирую ЦРГ по вопросам Латинской Америки, где в равной мере опасны как бывшие нацисты, так и коминтерновские представители, готовящие путчи против законно избранных правительств. Это ответ на ваш первый вопрос. Соединенные Штаты не могут не проявлять оправданного беспокойства о своих южных соседях, – так было, есть, так будет. Поэтому ЦРГ внимательно наблюдает за происходящими в том регионе процессами. Это ответ на ваш второй вопрос. Полагаю, что приглашение вашего адвоката нецелесообразно, ибо против вас не выдвигают никаких обвинений, а хотят поговорить как с патриотом этой страны...
Краймер. – «Хотят»? В разговоре примет участие еще кто-нибудь?
«Л». – Как человек, получивший филологическое образование да еще работающий в рекламе, то есть постоянно соприкасающийся со словом, вы очень тщательно следите за фразой. А я говорю с вами совершенно открыто, не придавая, видимо, отдельным словам должного значения... Приношу извинение... Говорить с вами буду я. Один.
Краймер. – Это если я соглашусь разговаривать с вами один на один.
«Л». – Да, конечно, это ваше право, мистер Краймер. Вы можете пригласить адвоката... А можете и вовсе отказаться от собеседования, это право вам гарантирует конституция этой страны.
Краймер. – Все будет зависеть от того, как пойдет разговор... Я, знаете ли, читаю наши газеты, там печатают допросы, проводимые Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности...