Когда прибывшие из ля-Куртина пулеметы были расставлены на указанных местах, а винтовки розданы солдатам, Глоба запросил сторожевое охранение, как обстоит дело с охраной отряда.
Выяснилось, что куртинцы заняли очень хорошие позиции. Пулеметы были установлены на всех возвышенностях и держали под угрозой всю окружающую местность.
Мы решили, что приняли все необходимые меры предосторожности, и двинулись дальше. Выйдя на опушку леса, выстроились на плацу вблизи Фельтена. Собрание было назначено на десять часов, но мы пришли к одиннадцати, так как задержались в связи со снятием фельтенских застав. Но и в момент нашего прихода на плацу не было ни одного фельтенца. Это возмутило нас еще больше.
— Наставить вот пулеметы да разгромить змеиное гнездо, — раздавались голоса.
Но мы терпеливо ждали.
Прошло полчаса, и из фельтенского лагеря прибыл к нам офицер. Он просил Глобу и членов отрядного комитета пройти в Фельтен для предварительных переговоров.
— Никаких предварительных переговоров вести не будем, — ответил офицеру Глоба. — Здесь вся дивизия, с ней и надо вести переговоры. Поторопите полковника Котовича.
Офицер уехал. В это время из лагеря вышла в нашу сторону группа офицеров. Мы узнали своих ротных командиров и ждали, что они подойдут к нам и по старой памяти заведут беседу с солдатами. Но офицеры остановились поблизости, даже не поздоровавшись с нами.
Время тянулось медленно. Собирались тучи, день становился пасмурным. Вскоре начался дождь.
Прошел час, из Фельтена не было ни привета, ни ответа.
Стоявшие против нас офицеры то уходили, то вновь приходили, но ни в какие разговоры с нами не вступали.
Дождь усиливался. Солдаты мокли и ворчали. Некоторые обращались к Глобе:
— Скажи им, какого чорта они нас держат! Если хотят мириться, пусть идут, если не хотят — не нужно.
Глоба успокаивал людей и терпеливо ждал ответа.
Вскоре из Фельтена выехала группа всадников. Впереди был полковник Котович в кавказской бурке.
Доехав до офицеров, всадники остановились.
Переговорив о чем-то с офицерами, Котович в сопровождении адъютанта и нескольких вооруженных вестовых приблизился к нашим ротам.
— Здорово, братцы! — закричал он.
Ля-куртинцы ответили неохотно и недружно, а некоторые совсем промолчали. К Котовичу подошел Глоба и сказал, что идет дождь, солдаты мокнут и нервничают, надо скорее приступить к делу.
— Не господа, не размокнут! — очевидно, нарочно громко бросил Котович.
Это взорвало солдат. Раздалась ругань по адресу полковника.
— Пока не научитесь вести себя в присутствии офицеров, разговаривать с вами не желаю, — заявил Котович.
— Но мы и не просим, — отвечали ему. — Не хочешь — не надо!
Котович побагровел.
— Когда будет нужно, я заставлю вас говорить! — крикнул он.
— Попробуй, заставь. Не таких видали! Говори о деле, а то уйдем.
— Посмотрим, как вы уйдете, — продолжал грозить Котович.
— А вот повернемся кругом, ты и смотри тогда, сколько хочешь.
После этих слов Котович обратился к Глобе:
— Я приказываю призвать эту банду к порядку, в противном случае мною будут приняты другие меры.
— Во-первых, это не банда, а боевая дивизия, — спокойно ответил Глоба, — во-вторых, сначала призовите себя к порядку, господин полковник, и будьте повежливее в обращении с солдатами…
— Прошу меня не учить, я к вам приехал не учиться, а приказывать, ваша обязанность — подчиняться мне.
— Не вы к нам приехали, а мы к вам пришли за восемнадцать километров, — продолжал Глоба, — и пришли не для того, чтобы выслушивать ваши угрозы, а для разрешения важного вопроса.
— Никаких важных вопросов я с этой бандой разрешать не намерен! Приказываю сию же минуту направиться в Фельтен и расположиться в приготовленных палатках. Кто не подчинится моему приказу, пусть пеняет на себя. Предупреждаю, что лес в руках верных мне войск, им приказано открыть огонь в случае вашего обратного ухода в ля-Куртин.
Оглушительный свист и смех были ответом наших солдат на слова разъяренного полковника. Раздались возгласы:
— Дураков нет, они ушли в Фельтен!
— Айда домой! Пусть он в Куртин придет, там и поговорим!
— Домой! В Куртин! Пошли, ребята! Становись!